– У тебя нет выбора.
– Я уже даже понятия не имею, где находится эта Исландия и что такое самолет. Это все из-за заседаний Конвента. Я тебе о них рассказывал. У меня сейчас на дворе апрель 1794 года. Понимаешь?
– Нет.
– Что ты тогда понимаешь?
– Что тебя укусило какое-то зловредное насекомое.
– Я еще успеваю все отменить.
– Не стоит.
– Почти все мои сотрудники против. Завтра, осознав, что я на самом деле улетел, они взбунтуются. Они меня не понимают.
– А как понять, когда чешется у кого-то другого.
– Я все отменю, – сказал Адамберг, вставая.
– Не стоит, – повторил Лусио, хватая его за запястье единственной рукой, которая в одиночестве стала почти такой же сильной, как две руки, вместе взятые. – Если отменишь, у тебя начнется заражение. И будешь локти кусать. Когда вещи собраны, мужчина назад не оглядывается. Хочешь, скажу тебе кое-что?
– Нет, – сказал Адамберг, раздраженный тем, что старик слишком много себе позволяет.
– Допей пиво. Залпом.
Адамберг устало подчинился под нахмуренным взглядом испанца.
– А теперь, – приказал Лусио, – иди спать, hombre.
Ничего подобного он в жизни еще ему не говорил.
Потом он услышал, как тот откашливается и сплевывает на землю. И этого тоже Лусио никогда в жизни еще не делал.
Адамберг встретился с Вейренком у стойки регистрации на рейс, улетавший в 14.30 в Рейкьявик. Очередь была небольшая, апрель не туристический сезон. В основном бизнесмены и множество светловолосых, скорее даже белокурых детей – исландцы возвращались домой на пасхальные каникулы. Мирные исландцы путешествовали налегке, тогда как Адамберг и Вейренк с увесистыми рюкзаками явно собрались обороняться от ледяных укусов. С другой стороны, этот островок был с причудами.
Вейренк отказался сдать билет Ретанкур, и рядом с ними в самолете пустовало предназначенное ей место.
– Я видел ее в очереди на регистрацию, – сказал он, усаживаясь. – Ретанкур. Она даже движения не сделала в нашу сторону, лицо замкнутое, как устричная раковина. Ну, знаешь, бывают устрицы, которые, как ни бейся, не откроешь, так что в конце концов приходится их выкинуть или разбить молотком.
– Ясно.
– Что в ее случае означает: “Даже не вздумайте спрашивать меня, почему я пришла”.
– И почему же она пришла, по-твоему?
– Либо она уверена, что два слабака вроде нас не выживут в такой экспедиции, и считает своим долгом защитить нас от враждебной стихии…
– Либо ее все же чем-то заинтриговала загадка теплого острова.
– Камень? Думаешь, она рассчитывает набраться на нем сил?
– Только не это, – сказал Адамберг. – Тогда она станет чересчур могучей и рано или поздно просто лопнет. Ей лучше вообще к нему не подходить.