— Это еще откуда такой бодрый выискался? — раздался сзади женский голос. — Нацепил форму и думает, можно без очереди.
— Женщины, мне ваша селедка ни к чему, мне всего лишь одна бутылка нужна, товарища помянуть, — громко и как бы извиняясь, проговорил Бакшеев.
До этого случая, надевая форменный пиджак и фуражку, он как-то не задумывался, имеет ли он право носить форму или нет. Надевал по привычке. В форме он чувствовал себя увереннее. И вот надо же, укололи. Бакшеев взял бутылку, сунул ее в карман и вышел на улицу.
— Иван Михайлович, притормози на минутку, — услышал он вдруг голос Ротова.
Бакшеев оглянулся. Напротив магазина стояли «жигули», возле машины Ротов. «Еще его мне не хватало», — досадливо подумал Бакшеев. Ротов захлопнул дверцу и подошел к Бакшееву.
— На ловца, как говорится, и зверь бежит, — сказал он. — Ты чего это, ушел из отряда и носа не кажешь?
— Не думаю, чтоб вы скучали без меня, — хмуро проговорил Бакшеев и посмотрел мимо Ротова.
— Торопишься куда-то?
— Сашке Зарубину сегодня три года. Ребята собрались, хотим к жене сходить, помянуть.
— Да, это надо, — согласился Ротов. — Садись, подброшу, заодно и поговорим.
— Поговорить можно и здесь.
— Ну хорошо, давай здесь, — понимающая улыбка скользнула по лицу Ротова и тут же пропала. — Как ты, Иван Михайлович, смотришь на должность помощника командира по штабной работе? Мы тут новую эскадрилью организуем. Все-таки родной отряд. Работу ты знаешь.
Бакшеев молча смотрел на своего бывшего командира: предложение Ротова не обрадовало его, скорее наоборот.
— Пустая затея, — сказал он. — Какой из меня писарь? Нет. Не пойду.
— Что, все из-за старого?
— Ты знаешь, Анатолий Алексеевич, не в тебе дело, — нахмурившись, заговорил Бакшеев. — Сидеть и писать липу я не могу… Наши руководящие документы хороши для комиссий, проверок. Они требуют одного, а в полетах случается другое. Выкрутился — прав летчик, попался — тут уж, извините, правы будете вы.
— А ты все такой же, — заметил Ротов. — Ты видишь одну сторону, другую ты не видишь. Я согласен, обстановка в полетах часто меняется, но летчик должен учитывать все. Для этого его и сажают в кабину. Ну, ругаем мы вас, наказываем, но в конечном итоге все ради общей пользы. А со временем инструкции меняются, документы пересматриваются.
— А люди? Знаешь, Анатолий Алексеевич, вот здесь, — Бакшеев постучал себя по груди, — происходит необратимое. Инструкция будет новой — хорошо, а человека не будет. Я тут недавно Заикина встретил. Без ног он живет.
— Сам виноват, — перебил его Ротов. — Сидел бы у костра, все было бы нормально.