– Нет, полковник. Ни в коем случае. – Бледная шея Лота загорается румянцем. – Я никогда не вмешиваюсь в дела выше моей компетенции. Но иногда мне кажется, майору Анри необходимо чувствовать, что… его ценят, если позволите так выразиться.
– А я, не отправляя его в Базель, ущемляю его чувства – вы это хотите сказать?
Лот не отвечает. Он понуро опускает голову. А что ему еще остается, думаю я, ведь в желании Анри сунуть свой нос во все дела отдела есть что-то противоречащее здравому смыслу. С другой стороны, проглатывая раздражение: «Подходи к делу бесстрастно, Пикар!» – я вижу, что если позволю Анри почувствовать, будто он равный партнер в расследовании дела Эстерхази, то получу определенные преимущества. Первое правило выживания любой бюрократии: вербуй сторонников. А у меня нет желания оставаться в одиночестве, особенно в этом деле. Если, не дай бог, выяснится, что нужно пересматривать дело Дрейфуса, то мне нужно, чтобы Анри был на моей стороне.
Я раздраженно постукиваю ногой.
– Хорошо, – говорю я наконец. – Если вы оба в этом убеждены, то майор Анри может сопровождать вас.
– Спасибо, полковник! – Лот чуть с ума не сходит от радости.
– Но разговор с Куэрсом необходимо вести на немецком, вы меня понимаете? – Я показываю на него пальцем, чтобы подчеркнуть мою мысль.
На сей раз Лот щелкает-таки каблуками.
– Непременно!
В пять часов следующего дня швейцарская экспедиция собирается в вестибюле, на них крепкие походные ботинки, высокие носки, спортивные куртки и рюкзаки. Их легенда прикрытия такова: четыре друга отправляются в туристический поход в окрестностях Базеля. Куртка на Анри в жуткую клетку, из фетровой шляпы торчит перо. Лицо у него раскраснелось от жары, он раздражителен.
– Мой дорогой майор Анри! – смеюсь я. – Вы слишком далеко зашли в маскировке – на вас посмотреть, так вы типичный тирольский хозяин гостиницы! – Тон, Вюлекар и даже Лот смеются вместе со мной, но Анри остается мрачным. Он любит посмеиваться над другими, но не выносит, когда подшучивают над ним. – Пришлите мне телеграмму из Базеля, – говорю я Лоту, – чтобы я знал, как проходит встреча и когда вы возвращаетесь. Конечно шифрованную. Успехов вам, господа. Должен сказать, что я бы вас в таком одеянии в свою страну не впустил, но я же не швейцарец!
Я выхожу с ними за дверь и дожидаюсь, когда они сядут в экипаж и тот исчезнет из вида, после чего отправляюсь на собственное рандеву. Времени у меня много, вполне хватает, чтобы насладиться пригожим деньком позднего лета, и потому я иду по набережной, мимо стройки на набережной д’Орсе, где рядом с рекой строят новый вокзал и отель. Первое заметное международное событие двадцатого века – Всемирная выставка 1900 года – пройдет здесь, в Париже, меньше чем через четыре года, и по гигантскому скелету здания, словно муравьи, ползают рабочие. Воздух насыщен энергией, даже, я бы сказал, оптимизмом, а этого качества Франции остро не хватало на протяжении последних двух десятилетий. Я неторопливо иду по левому берегу к мосту Сюлли, останавливаюсь, опираюсь на парапет и смотрю вдоль Сены на запад – туда, где высится Нотр-Дам. Я все еще пытаюсь решить, как себя вести на предстоящей встрече.