Обращение Ружинского к Баторию не согласуется и по времени. Гетман погиб или раньше, чем новый король сел на трон (коронация 1 мая 1576 г.), или сразу после этого. Да и вряд ли стал бы обращаться. Приказ о последнем походе он получил от Ивана Грозного. Донесение о разрушении Ислам-Кермена и гибели Ружинского казаки тоже послали не в Польшу, а в Москву. Причем поражение и потеря своего командующего не деморализовали казаков и не снизили их активности. Наоборот, они жаждали посчитаться с «басурманами». Посыпались непрерывные нападения. За лето 1576 г. отряды днепровских и донских казаков по 3–4 раза налетали на окрестности Очакова, Аккермана, Бендер, угоняли скот, врывались в городские посады. В документах замелькало имя нового гетмана низовцов – Шаха. Кстати, он тоже жил не в Запорожье, а в Немирове.
Ну а Баторий как раз в это время взялся налаживать отношения со Стамбулом и Бахчисараем. Но от султана и хана на него хлынул целый поток жалоб. Требовали оплатить убытки, наказать виновных. Паны оправдывались, что набеги совершают «своевольные люди», «беглецы из разных стран», и за их действия король не отвечает. Уверяли, что предводителей походов, которых назвали турки, «князей Мысько и Васыля», в Польше не знают и не ведают. А Баторий свое отношение к казакам выразил в письме к крымскому хану в 1577 г.: «Мы их не любим и не собираемся их беречь, даже наоборот, собираемся ликвидировать, но в то же время не можем держать там (на Украине) постоянное войско, чтобы им противодействовать».
Баторий не сразу сумел приступить к реализации тех планов, ради которых его возвели на престол. Ему пришлось разбираться с мятежными панами, его не признали Пруссия и вольный город Гденьск – законным королем они провозглашали Максимилиана. В Турции в это время скончался Селим Пьяница. Султаном стал его сын Мурад III. При вступлении на престол он сразу велел удушить пятерых своих братьев, младшего из которых буквально оторвали от материнской груди. Но в политике Мурад был куда более осторожным, чем отец. Для еврея Иосифа Наси, которого иностранные дипломаты почтительно именовали «дон Иосиф», дорога ко двору закрылась навсегда. Великий визирь Мехмет Соколлу, соавтор проектов наступления на Россию, сумел удержаться на своем посту, но его влияние значительно снизилось. В Персии начались междоусобицы, и Мурад III рассудил, что там можно поживиться гораздо легче. Колонны его янычар, артиллерии, конницы запылили по дорогам на восток.
А в Крыму умер старый враг России Девлет-Гирей. Престол занял его сын Мехмет-Гирей. Но жен у крымских ханов было много – а соответственно, и царевичей в избытке. Турецкого обычая избавляться от родственников здесь не было. Братья Мехмета от разных матерей считали себя ничуть не хуже его. Начались возня, интриги. Новому хану, чтобы его не свергли, срочно требовалось заслужить поддержку орды. Сделать это можно было только одним способом – захватить побольше «ясыря». На Русь идти было опасно: как бы, наоборот, не растерять авторитет. Мехмет-Гирей устремился на Украину. Выжег и разорил всю Волынь, угнал 35 тыс. невольников, полмиллиона голов скота. Речь Посполитая оставалась союзницей Крыма, но хан в очень вежливых тонах отписал Баторию, что он вовсе не нарушал мира. Просто крымцы «искали» собственных врагов, князя Острожского и низового гетмана Шаха. Правда, искать-то их было незачем. Все знали, что Острожский находится или в Киеве, или в своей резиденции, Остроге. А Яков Шах базировался в Немирове. Но к этим городам, где можно было получить отпор, татары даже не приближались.