— Кто ты? — неведомым путем, не пошевелившись, хозяин Сеерхалле оказался прямо перед солдатом.
— Сигмар, — осипшим от волнения голосом произнес пленник.
— Врешь.
Северин оцепенел, тело отказалось служить ему. Он судорожно пытался сделать хоть шажочек, хотя бы маленький вдох, но все было напрасно. Ревенант заглянул в глаза Сигмару, отчего в голове солдата возникло ощущение, будто его череп ощупывают изнутри. Тяжелое нефизическое давление нарастало, все сильнее и сильнее, настолько, что стало темнеть в глазах. В расплывчатом образе Фавнира он едва заметил чувство крайнего удивления.
— Врешь! — раздосадовано вскричал ревенант.
Мрак заклубился вокруг его кисти. Фавнир легко прикоснулся к солнечному сплетению солдата. Сигмар закричал так, что даже сквозь парализующие чары послышался его тяжелый хрип. Вся нервная система Северина будто ощетенилась, невыносимая боль пронзила каждую мышцу, каждый орган, каждый сустав. Опасаясь за жизнь пленника, ревенант прекратил пытку, и тот упал на землю безжизненным кулем.
* * *
Противное жужжание раздавалось прямо над головой. Сигмару дьявольски не хотелось не то, что двинуться, чтобы прихлопнуть муху, а даже и открыть глаза. Но надоедливое дребезжание, которое уже ощущалось, будто внутри головы Северина, сподвигло солдата хотя бы приоткрыть веки.
Низкий потолок из потемневших досок нависал прямо над макушкой. Пыльные углы были щедро завешены паутиной. В одном из них, крупная, с зеленоватым отливом муха яростно билась в сетях, пытаясь выбраться.
— Прямо как я, — подумал Сигмар, неожиданно проникнувшись сочувствием к насекомому.
Повернув голову, он разглядел топорно сделанный глиняный кувшин. Схватив посудину, Сигмар пересел поудобнее и понюхал содержимое. Приятный свежий запах воды, настоянной на бруснике, развеял все страхи, и страдающий от жажды солдат припал к кувшину. Осушив его не менее чем до половины, Северин стал осматриваться дальше.
Маленькая комнатка, не больше двух метров в длину. Бревенчатые стены, с заделанными паклей щелями. Коптящий и трескучий масляный светильник, подвешенный к потолку. В противоположном углу стояла деревянная бадья, резкая вонь от которой пронизывала всю комнатушку, не оставляя сомнений о предназначении этой вещицы. Солдат сделал еще глоток и, возвращая кувшин на место, заметил лежащий возле него кусок черствого хлеба, завернутый в тряпицу.
— Так себе у них угощение, — вскользь подумал Северин, разворачивая каравай.
Однако, голод не тетка, и быстро управившись с пищей, Сигмар откинулся на кусок дерюги, служащий ему постелью. Он принялся размышлять о текущих событиях, то погружаясь в дрему, то возвращаясь в явь. Но никаких путных идей в голову ему не приходило, и Сигмар все больше ощущал себя мухой, намертво застрявшей в паутине.