Насмерть загнав лошадь, Ярун добрался до обители. Вихрем промчавшись мимо оторопевших монахов, он ворвался в молельный зал и горько зарыдал, бухнувшись на колени перед изваяниями воплощений Незримого.
— Проснись, брат Земульт — мягко разбудил гость стонущего во сне Яруна.
Пришедший мужчина был одет в грубую шерстяную робу и опоясан простой пеньковой веревкой. Капюшон его робы был откинут, и можно было увидеть лицо гостя — суровое, обветренное, не привыкшее улыбаться. Крепко сбитая фигура, выделялась даже под мешковатым монашеским одеянием. В целом, гость создавал впечатление скорее воина, нежели смиренного монаха.
— Здравствуй, брат Виллегер, — не открывая глаз, поприветствовал посетителя Ярун.
— Орден нуждается в тебе, брат. Мирские владыки снова развязали войну, тяжелые наступают времена и для Адальберга, и для Эрендаля. А враг человечества не дремлет, слуги тьмы набрали силу в этих краях, нам нужно спешить, — чуть хрипловатым голосом повествовал монах, — у епископа Суравы похитили печати и, самое главное, свитки с указанием, где искать Слезу Матери. Перед тем, как прийти к тебе, я проверил старую часовню. Тайный ход был открыт, а святыня исчезла.
— Если бы вы не скрывали, кх, кх, — тяжко закашлялся наемник, — если бы я знал, то приложил все усилия, чтобы этого не произошло. Я знаю у кого сейчас этот камень.
— И у кого же? — склонился гость.
— Эйнар и Сигмар, посланники Никифора. Они уже наверняка в Старгороде.
— Эйнар? Твое задание было…
— Я знаю свое задание! — огрызнулся Ярун, — но сложновато было его выполнить, когда они волокли мое бесчувственное тело сюда, в Рильке.
— Не гневайся, брат Земульт. Я все понимаю, кстати, о твоей ране, — монах стал шарить в тканевой суме, прислоненной к его колченогому, низенькому табурету. Через мгновение он извлек небольшую склянку темного стекла, утонувшую в его крупных ладонях.
— Выпей это, — произнес Виллегер, передавая наемнику откупоренную емкость.
Ярун одним движением залил содержимое в рот и быстро проглотил, скривившись от горечи. Жаркая волна прокатилась под кожей, оживляя затекшие мышцы, на лбу проступили капельки пота, а глаза заблестели. Захотелось двигаться — бежать, нестись, сражаться, действовать.
— Чудный отвар, — откинул Рыжий одеяло, собираясь вставать.
В это время Виллегер, поднялся, бесстрастно оглядел своего товарища и пошагал к застывшему у входа лекарю. Что-то пошептав над ним, он легонько коснулся висков старика, который ожил, помотал головой и с суеверным страхом уставился на монаха.
— Вели принести одежды и доспех этого воина. Мы уезжаем.