Егорыч не помнил, как он оказался снова в доме, как сдвигал хлипкую дачную мебель, баррикадируя двери и окна. Страшные бесовские хари каких-то огромных безобразных чудовищ с чертями у них на спинах все еще стояли перед его глазами, наполняя сцепленное ужасом сознание одной-единственной мыслью — допился. Допился, сдох и лежит-воняет в своей берлоге, в то время как душа его угодила в самое что ни есть пекло, с самыми настоящими чертями. Черти, должно быть, прочесывали окрестности и искали Егорыча изо всех сил. И все-таки нашли. Когда дверь в его дом рухнула и в проеме показалась уродливая харя первого беса, обреченный дачник сделал единственное, что ему оставалось — схватился за топор…
… Шкаф вернули на место, для верности подперев его еще сундуком. Окно закупорили наглухо — во избежание малейшего просачивания света. Еще до принятия всех этих предосторожностей Серега отнес труп собаки подальше в лес — чтобы не привлекала ничьего голодного внимания. Четверо людей собрались в самой дальней комнате старой дачи. В этой же комнате заделали лежбища, так как кровать у Егорыча имелась только одна, и на нее почти сразу пришлось уложить Вадима. Яна на правах какого-никакого врача сама промыла его раны и сделала перевязки. Из-за долгого пребывания в воде переохладившийся разведчик потерял много крови. Поэтому ему пришлось принять горизонтальное положение, и ночлег спутники обустраивали сами. Впрочем, обустраивать особо было нечего.
Две свечи и керосиновая лампа давали вполне достаточно света, даже сотворяя атмосферу некого уюта. На четырех сдвинутых табуретках, застеленных желтыми газетами, разложили нехитрую снедь, которую Егорыч взял под закуску. К счастью, на дачу собирался он надолго, и еды теперь хватало всем. Тем более, что несостоявшийся алкоголик сам почти не ел, полностью предоставив хлеб, лук, сало и консервы гостям. Егорыч все еще пребывал под впечатлением от услышанного — и увиденного. К тому же, несмотря на принятое «лекарство», ему по-прежнему нездоровилось. И только осознание того, что он теперь не один, удерживало неудачливого дачника от подспудного желания снова забиться в чулан в обнимку с топором.
Несмотря на дикую усталость Яна, напротив, чувствовала себя не в пример лучше. Ей повезло — покойная супруга Егорыча имела похожие габариты, и ее вещи как раз и хранились в том самом сундуке, который теперь подпирал шкаф у двери. Облачившись в пахнущие затхлостью, но вполне удобные и годные дачные штаны, и свитер, и обувшись, девушка вновь почувствовала себя человеком. Настолько, что глядя на Егорыча, даже поймала себя на том, что ей жалко этого зеленого попаданца, растерянного и напуганного. То ли дело она — уже без малого местная старожилка…