Существовали различные суждения о действиях взводных командиров в боевой ситуации. Одни утверждали, что «офицер – не мясник, его дело следить за порядком во вверенном ему подразделении». Другие говорили, что «лошадь офицера лучше солдатской, сабля – ничуть не тупее, и честь должна указать ему его место…»
Представившись полковому сообществу, познакомившись с личным составом своего взвода, корнет Александров предался неспешному и размеренному течению повседневной армейской жизни и чувствовал себя при этом превосходно. «Дни мои проходят весело и безмятежно», – писала о службе в гусарах «кавалерист-девица». Множество деталей и подробностей этой жизни осталось в ее памяти. Они нашли свое место в ее романтическом повествовании о романтической Александровской эпохе, придав ему точность и силу документа.
«Встаю всегда с рассветом и тотчас иду гулять в поле; возвращаюсь перед окончанием уборки лошадей, то есть к восьми часам утра… – сообщает о начале своего рабочего дня Дурова. – В квартире готова уже моя лошадь под седлом; я сажусь на нее и еду опять в поле, где учу взвод свой часа с полтора…»
Часам к двенадцати дня учения в поле или в манеже, как правило, заканчивались. Лошадей «выхаживали», то есть водили шагом минут двадцать, чтобы они обсохли после быстрых движений, и только потом ставили в конюшни. В первом часу дня в полках трубили сигнал на вторую дачу корма, и тогда животные получали еще один гарнец овса, честно заслуженного в трудах. Солдаты шли к обеду.
Армейской офицерской традицией являлись общие трапезы. Дурова пишет о них: «…после этого уезжаю в штаб или к эскадронному командиру». Эскадронные командиры обычно держали открытый стол для обер-офицеров своего подразделения. Благодаря воспоминаниям Д. В. Давыдова можно довольно подробно описать питание одного из эскадронных командиров Александровской эпохи – Якова Петровича Кульнева который, будучи майором, более семи лет командовал эскадроном в Сумском гусарском полку, а с 1806 года на той же должности служил в Гродненском гусарском полку.
«Из скудного жалованья майорского (464 рубля и 156 рублей на “рацион” в год. – А.Б.)… уделял треть на содержание дряхлой и бедной матери своей… – пишет Давыдов. – Другую треть употреблял он на необходимые потребности для военного человека: мундиры, содержание верховых лошадей, конной сбруи и прочего; наконец последнюю треть – на пищу себе. Эта пища состояла из щей, гречневой каши, говядины или ветчины, которую он очень любил. Всего этого готовилось у него ежедневно вдоволь на несколько человек. “Милости просим, – говаривал он густым и громким своим голосом, – милости просим, только каждого гостя со своим прибором, ибо у меня один”».