– Не знаю. Кажется, кормилица с ней, – Горвей раздражённо поморщился. Как только они приехали в замок, Лианна разразилась громогласным рёвом, который никак не смолкал. Барону пришлось удались её как можно дальше от своих покоев, чтобы этот звон затих в его ушах. Всё-таки, он не выносил детей.
– Ты меня совершенно не слушаешь, господин, – угрюмо проговорил Арахт. – Ты должен заняться её воспитанием, не кормилица, не слуги, и не я!
– Не вижу в этом такой необходимости. Я рос без влияния своего отца. Более того, если бы эта скотина приложила руку к моему воспитанию, я бы, скорее всего, впал бы в то же ничтожество, что и он! – губы барона ненавистно скривились. – И ведь видишь, чего я достиг без него! Каждый сам куёт свою судьбу и характер, Арахт.
– Это верно, – заметил маг, – но скажи, что ты сделал, как только умер твой ненавистный родитель?
– Я стёр его имя из всех летописей и книг, из всех записей. Предал его забвению, – с окаменевшим лицом проговорил Горвей, взглянув на пустующую стену над камином. Светлый квадрат на камнях говорил, что раньше там век за веком висели портреты.
– Каждый куёт свою судьбу, – повторил Арахт. – Но это ты и должен сделать. Твоя судьба – это девочка с отметиной на спине. Запомни это, если хочешь стать королём.
Барон, не поворачиваясь, медленно кивнул. Маг вскоре удалился.
Горвей долгое время оставался без движения, погружённый в какие-то внутренние, тягучие, как смола раздумья. Его голова отяжелела от долгого путешествия, от крика Лианны, холода и сырой погоды. И эти покои, такие родные и угрюмые, совсем не радовали его. Со стены над камином на него бессмысленно глядела пустота. Там, на протяжении веков висели портреты их предков. Глава семьи всегда наблюдал с этого места, будто следя за порядком. И в детстве, Горвей частенько был вынужден стоять в этой комнате, с ужасом ожидая отца, который принесёт с собой отчаяние и наказание. Мальчик был не в силах пошевелиться, потому что, даже когда отца и не было в комнате, его портрет, тёмный, страшный, всё равно сверлил его пронзительным взглядом, сулящим страдание.
Когда отец его умер, барон не позволил послать за живописцем, чтобы повесить на стену свой портрет. В своей дикой жажде уничтожить всё, что могло бы напоминать об Лейгане, Горвей сорвал картину со стены и в звериной радости разорвал его голыми руками на тысячу маленьких кусочков. И он не собирался продолжать традицию своего отца, потому что отрёкся от его имени. Никогда его портрет не будет висеть здесь, потому что этот замок не останется навсегда единственным его владением! Он достигнет большего, он покорит мир, он получит власть! Он станет королём.