и страсть. Глядя мне в глаза, он опускает руки, берёт край моей юбки и
поднимает её вверх. Нет, он не пытается снять её через мою голову –
просто задирает.
В моей голове замелькали кадры из фильмов, где любовники в порыве
страсти лихорадочно и без возможности восстановления срывают с себя
одежду. Девушка обвивает его шею руками, забрасывая свои ноги на его
согнутые в локтях руки. Он припечатывает её к стене, и начинается
садомазохизм. Впечатление, что он хочет стереть её позвоночник о
стену. Затем, не опуская её со своих рук, шмякает на стол, сметая всё,
что на нём есть – телефон, пепельницу, стопку бумаг, канцелярские
предметы… Но это ещё не всё. Следующая сцена обязательно на полу. И
именно в такой последовательности. Сначала всё, включая канцелярские
скрепки и кнопки, – на пол, и уж только затем на полу оказываются они.
Да, скользко, да, он сучит ногами, не имея возможности упереться. В
этот момент хочется крикнуть: «Блин да вот же диван – широкий,
упругий. Не хотите на диване – кресло рядом». Но именно так режиссёр
видит выражение страсти на экране, про что Станиславский бы сказал:
«Верю!» Я была рада, что Серж оказался другим режиссёром. Он всё видел
иначе. Медленно подняв мою юбку, оставил её края на уровне бёдер. Затем
так же медленно взял мои ладони и поднял их над моей головой. Я
чувствовала себя мотыльком, приколотым булавкой к стене. Его взгляд,
руки, дыхание обездвиживали меня, что ещё больше сближало меня с тем
мотыльком. Губами он коснулся кончика моего носа, уголка губ, шеи… Он
целовал мои соски через блузку, от чего сердце забилось ещё сильнее, а
место поцелуев стало влажным. Соски мгновенно увеличились от его
горячих губ, а затем ещё сильнее возбудились от прохлады кондиционера.
Набухшие и яркие, они просвечивали через тонкую ткань блузки.
Серж опустился на колени – горячие губы обожгли мой живот,
остановившись на пупке, а затем опустился ещё ниже. Это было похоже
на какой-то ритуал, где я стояла, как под гипнозом, не имея сил
пошевелиться.
Он всё делал молча, медленно, красиво. Я взглянула на себя в зеркало со
стороны – на высоких каблуках мои прямые, сведённые вместе ноги
кажутся ещё стройнее и длиннее.
Руки подняты вверх и словно приклеены скотчем к стене. Соски торчат,
как у манекена в бутике. На мне – узкая полоска трусиков. Это
действительно напоминало какой-то ритуал.
Его губы и руки, глаза и дыхание действовали на меня, как опиум, которым
одурманивали жертву. В моём теле – необычайная лёгкость. Я прикрыла
глаза, готовая на заклание. Крепкие руки легли на мои бёдра, а затем не