Ощущение того, что Россия входит в мировое сообщество как-то не тем боком, а скорее всего и вообще не входит, ей только об этом рассказывают, — было и до кризиса. Но август 1998-го помог прозреть буквально миллионам людей.
Как раз тогда мне на глаза попалась статья Дж. Сороса «Угроза капитализма». Удивительно, но этот гений капиталистических спекуляций, вложивший заработанные миллионы в разрушение тоталитарных обществ на востоке Европы, сам заговорил о гибельных тенденциях, которые несет «открытому обществу» (этой светлой соросовской мечте) саморегулирующийся капитализм. Тот самый капитализм, который по совместительству был идеалом и ориентиром для первых поколений ельцинских либерал-реформаторов.
А чего стоит соросовская фраза, написанная им в 1998-м: «Система грабительского капитализма, воцарившаяся в России, настолько чудовищна, что в случае появления сильного харизматического лидера люди вполне могут пойти за ним, если он пообещает национальное возрождение даже за счет ущемления гражданских свобод»…
Случившийся экономический кризис заставил многих в России пересмотреть свое отношение к идее саморегулирующегося рынка как к безусловной идеологической ценности. Идеология капитализма, при котором будто бы все само собой наладится, дай только свободу конкуренции, потерпела в России крах.
Конечно, разбитые наголову лидеры либералов-монетаристов могут заявить, что-де и не было в России никакого капитализма, поэтому говорить о чистоте эксперимента не приходится. Может, оно и правда. Однако многое говорит и за то, что увлечение праволиберальными преобразованиями в посттоталитарных режимах объективно чревато именно тем, что произошло в России.
Хлебнув капитализма
В начале 1990-х либеральные по своей сути идеи (свобода собственности, рынок), которые, вообще-то, принципиально не предназначены массам, оказались прямо-таки популистскими, они зажигали толпы на митингах! Пожалуй, именно это чудо позволило ельцинским командам реформаторов натворить в короткий срок все остальные чудеса.
Но потом маятник общественных настроений пошел обратно. Постепенно накал либералистского восторга ослабевал. В 1993-м восстановила свое влияние на миллионы умов коммунистическая партия. В 1996-м даже и в демократическом лагере ценностью уже были не свобода предпринимательства и частная собственность, а более умеренные «экономические реформы». Политический акцент «экономических реформ» все более и более сдвигался к левому краю.
После 17 августа 1998 года маятник общественного самосознания напрочь вышел из «либеральной» фазы. Вместе с этим наступило что-то вроде прозрения. Получив скороспелый и горький опыт безудержного «первоначального» капитализма, россияне стали понимать, что система абсолютизированных рыночных ценностей и рафинированных монетаристских принципов хороша лишь для одного — для разрушения планово-административной коммунистической системы.