Остановка по требованию. Осторожно, двери закрываются (Феоктистова) - страница 21

Сейчас он шел на встречу с папулей. В данный момент это был единственный человек, который в полной мере мог понять Диму. Прожив столько лет с мамулей, папа научился стоическому смирению и с покорностью принимал жизнь такой, какой ее делала супруга. Димочка надеялся, что отец поможет ему выпутаться из неприятного положения. Он хотел помириться с матерью. Но сделать это так, чтобы мать почувствовала свою вину. И хотя бы немного, хотя бы слегка отпустила поводок, на котором с детства пасся ее сын.

Он натянул клетчатый пиджак, голубые джинсы и стал похож на сбежавшего из цирка клоуна. Волосы пришлось разлохматить, а от галстука вообще отказаться. Жутко страдая от своего «неэлегантного» вида, он выбрал черные очки и, слегка пошатываясь и хватаясь за стенку, вышел из квартиры. Черт с ним, со зрением, конспирация дороже. Пусть ничего не видно, зато и узнать его в этом наряде невозможно. Через три квартала, на углу, в кафе-столовой, его ждал папуля. Димочка от души надеялся, что тот не приведет за собой «хвост».


Ирина утомленно сбросила туфли и вытянула ноги. Юбка поехала вверх, открывая посторонним взорам несколько больше, чем положено правилами хорошего тона. Трое мужчин в комнате с интересом уставились на нее. А младший из них — тот самый Сергей — буквально прилип к ней глазами. Кленина злорадно усмехнулась.

— Если вы рассчитываете на стриптиз в духе Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», то будете разочарованы, — сообщила она представителям властей. — В отличие от нее, я ношу нижнее белье…

Сергей густо покраснел и сердито отвел взгляд.

— Значит, вы утверждаете, что эта женщина знала заранее, что потерпевший приедет в магазин? — строго спросил у нее следователь.

Ирина зевнула, не слишком стараясь скрыть усталость.

— Послушайте, я вам это говорила уже раз сто. Сколько можно? И вообще, я хочу в гостиницу. Свой гражданский долг я исполнила, показания дала, портрет преступницы нарисовала… Чего вам еще надо?

Следователь, несмотря на довольно юный возраст (Ирина дала бы ему не больше двадцати трех — двадцати пяти лет), вел себя жестко и местами нагловато.

— А вы нас, гражданка, не торопите, — одернул он ее. — Нам нужна точная картина происшествия.

— А оттого, что я повторю это сто раз, картина прояснится? — Она пожала плечами. — Как скажете. Я сидела на скамейке минут двадцать…

— Это точно?

— Откуда я знаю? Я на часы не смотрела, мне так показалось. Она подошла ко мне, попросила денег… Слушайте, а к нам больше никто не присоединится? А то мне опять повторять…

— Продолжайте!

— Я дала ей двадцать рублей, и она отошла. Стояла и ждала, пока мальчишки допьют пиво. Забрала у них бутылку…