Она ещё жива. Я ещё верну её, объясню ей, закрою собой. Я не отдам её. Раскину руки, и она упадёт ко мне, опять в колыбель.
— Не плачьте, прошу вас, — с трудом сказал Глеб.
Я быстро раскрыла следующее письмо.
— «Вы возили нас в спокойные места — в Ленинград, Торопу, Брест. В Бресте в нас всех вошла чужая смерть — детские башмачки, пепел Освенцима, и это было невыносимо, но с нами там ничего уже не могло случиться. Вы возили нас в спокойные места. Как Вы могли не научить нас ставить ногу на камень, под которым пропасть? У меня дрожит нога, до сих пор дрожит, потому что из-под неё сорвался камень и я чуть не загремела вниз. Мне трудно дышать. Я только здесь поняла: не в классах формируется человек, сидит — готовый на подвиг. В такой опасности он — дурак дураком. Почему вы не научили нас лазить по горам?»
— Дура она! — закричал Глеб, вскочил, забегал по комнате. — Какой чёрт понёс её в эти проклятые горы? У неё другая профессия. Почему надо обязательно лезть на рожон? Проверять себя? Кому это нужно? Жизнь и так наготовила пригорков.
— «Безусловно, у вас есть веский аргумент, — продолжала я, стараясь не услышать Глеба. — Вы работаете не в альпклубе и не на турбазе, и вовсе не обязательно в программу обязательных наук вводить эту. Но когда-то, в восьмом классе, вы бросили такую фразу. Сами ли вы её придумали? Думаю, вычитали в какой-то книжке. Точно не помню, но смысл такой: «Если уж человек сумеет на гору забраться, а потом с неё спуститься, чтобы забраться на следующую, — он человек. Гора как паспорт на жизнь, на прочность!» Если я поднимусь на вершину, если я сверху увижу всё, как есть, я — в порядке. Тогда мне море по колено, с любой шпаной управлюсь. Ване и всем им надо дело делать!»
Руки мои опустились. Когда я ляпнула эту идиотскую фразу о горе? Да нет, совсем не моя она. Но если Даша помнит три года, значит, я произнесла её?! Вот когда началась наша беда: с моих красивых слов. В их возрасте слова — действия, уж мне ли не знать этого? В ком как преломляются они, пусть редкие, очень редкие, но отвратительно красивые слова?!
Это я убила Дашу.
Пыталась вздохнуть и не могла — руки и ноги наполнились незнакомой непобедимой тяжестью. Наверное, это и есть паралич.
— Она сошла с ума. Где я был? — услышала я Глеба. — Почему мы слепы, когда нужны? Я знал, что она меня прогонит. А я бы не ушёл! — вдруг визгливо, как Шура, крикнул он. И я, наконец, вздохнула. — Не ушёл бы. Правда? Пусть бы прогнала! Один раз, другой, третий. Зачем мы постоянно совершаем насилие над собой? Это я убил Дашу, бросил её одну.