Дашу он пропустил, не заметил, как она вошла в подъезд, вздрогнул, когда зазвенел звонок. И вдруг ноги прилипли к полу.
— Костенька, к тебе, — услышал он ласковый бабушкин голос, хотел было пойти в переднюю и не смог — остался стоять у окна.
Даша вошла как к себе домой.
— Привет, — сказала весело.
— Привет.
— У Шуры, как всегда, тридцать три несчастья: заболел Бум. На машину капиталов не хватило. Представляешь, сколько ей топать в ветлечебницу? Какое чудо! — Даша подошла к стене и трогала каждую пластинку, а Костя в душе благодарил свою бабушку — учительницу музыки. — Здорово, Коська, и до чего просто! Это что, светофильтры для проектора?
— Не знаю! — Костя постепенно приходил в себя.
Теперь Даша разглядывала книги.
— Целое собрание математических сочинений, — сказала уважительно, а Костя, наконец, вздохнул. — Ну, хватит развлекаться, пора дело делать! — Даша села к его письменному столу, словно это был её собственный стол.
Костя стоял подле и боялся сесть.
— Давай бумагу. Лучше блокнот. Значит, так: за работу нам обещают платить парным молоком, мясом, курами, картошкой и тэ дэ и тэ пэ. Наше дело закупить сыр, чай, конфеты, колбасы, крупы и тэ дэ и тэ пэ. А ещё марлю от комаров, бинты, йод, перекись и всякую другую чушь. Я тут цены выписала, садись считай! — Даша улыбалась. Совсем близко от Кости ямочка на щеке, дыбом волосы.
Костя покорно стал записывать под Дашину диктовку цены в чистый блокнот. Его укачивал Дашин голос и тревожил:
— Говорят, там есть подпол, так что масло, сыр и колбасы проживут до нашего отъезда в съедобном виде. Пиши, масло стоит три шестьдесят. Если в день… — Неожиданно Даша замолчала. Костя повернулся к ней: она улыбалась непонятно чему так близко и так сияла ямочкой, что он не выдержал: сам не понимая как, зажмурившись, поцеловал её в щёку. Тут же отшатнулся, открыл глаза.
Дашу словно ударили. Она побледнела, вобрала в себя по-старушечьи губы и неловко, скрипнув стулом, встала. Ему показалось: она стала меньше ростом. Ни слова не сказав, скользнула по нему белым взглядом и пошла из комнаты.
— Даша! — испугался он. — Что ты, Даша? — Он побежал за ней, смутно понимая непоправимость случившегося. — Прости, Даша, это больше никогда не повторится!
Но Даша сорвала с крючка пальто, оторвав вешалку, и выскочила за дверь.
— Даша! — Он выбежал на лестницу, бросился вниз по ступенькам, побежал за ней. Но Дашу не догнал.
С этого дня Даша его не замечала, точно он был невидим. Пролетел месяц бессмысленной жизни. Они сдавали всего два экзамена: письменную математику и письменную литературу. Смутно помнит чистые листки в клетку и линейку, последнее собрание, на котором отдали дневники, поезд, везущий их в Торопу.