— Вы неправильно понимаете задачу, арре, — раз за разом повторял лорд Эреной, следя за моими бесплодными попытками. — Вы пытаетесь делать то же, что и обычно. А это в корне неправильно. Сосредоточьтесь, хорошенько представьте, почувствуйте, что именно вы хотите… и сделайте это. Потому что от мысли до действия расстояние даже меньше, чем один шаг.
Я честно старалась. Пыталась. Сосредотачивалась. Представляла, как роняю упрямый кругляшок, до темных кругов в глазах. Я даже попросила милорда погасить в комнате свет, чтобы никто меня не отвлекал. Оставила лишь один светильник строго над неподатливой колонной и то для того, чтобы не потерять ориентир.
За несколько седмиц, что лорд-директор пытался научить меня пользоваться «эрья», я до мельчайших подробностей запомнила эту колонну. Каждую щербинку на ней, каждую черточку, а мирно покоящийся на ее вершине камушек и вовсе стал для меня чем-то вроде идола. Я так долго их рассматривала, что даже с закрытыми глазами могла в подробностях описать каждый скол и каждую ямочку. Колонна стала моим наваждением. Проклятием. Живым свидетельством моих неудач.
— Загляните внутрь себя, — настойчиво говорил лорд-директор, когда я в отчаянии уже стала опускать руки. — Перестаньте смотреть просто глазами. Смотрите внутренним оком. Всем своим существом. Чувствуйте его. Становитесь им. Позвольте себе быть больше, чем всегда…
И я верила. До какой-то поры. Хотя никак не могла взять в толк, зачем смотреть внутрь, если колонна — вот она, рядом, и я и без того прекрасно ее вижу. Тем не менее, я все равно старалась и послушно закрывала глаза, тщетно пытаясь нащупать то, о чем так уверенно говорил мой странный учитель.
А он, как ни удивительно, вел себя так, будто бы ничего особенного не происходит. Он был на редкость терпелив, ни разу не позволил себе повысить голос, с поразительным равнодушием относился к моим бессильным потугам и лишь иногда, когда я совсем скисала, позволял себе снисходительную усмешку или скупо замечал, что ждал гораздо большего.
Сказать, что это подстегивало и заставляло собраться, значит здорово преуменьшить действительность. После каждого такого замечания меня сперва окатывало жгучим чувством стыда, затем накрывало ощущением собственной неполноценности и, наконец, заставляло вспыхнуть раздражением от мысли, что я так и не найду способа защититься. Осознание собственной беспомощности бесило. Понимание своей уязвимости выводило из себя. Поэтому, встряхнувшись, я всякий раз напоминала себе, зачем это делаю, и возвращалась в проклятую комнату.