На крепком морозе меня колотило так, что сохранять равновесие вскоре стало проблематично. Но туман не спешил радовать переменами — красный цвет упорно не желал меняться на розовый. И даже просто зеленый или синий его не устраивал. За все то время, что я в одной тонкой рубашке прыгала по крыше, пугая горы устрашающим стуков зубов, он только слегка побледнел, и то — крайне неохотно. Но лорд-директор как-то упомянул, что со мной такое вполне возможно. И что один и тот же цвет может сохранять одинаковую интенсивность очень долго. Даже если кто-то в этот момент будет пить меня дольше обычного.
Как я там не околела, наверное, одному Творцу известно. Меня проморозило почти насквозь, я уже ног не чувствовала, хотя сапоги снять не рискнула. Чтобы поменьше думать, я даже заставила себя войти в состояние внутреннего покоя, из которого вылетела еще накануне вечером, и это ненадолго позволило забыть о погоде. Однако вскоре и оно перестало помогать.
В какой-то момент яростный вой ветра превратился в настоящий звериный рык, и меня пошатнуло мощного рывка, заставив отступить почти к самому краю плозадки. Потом ледяные руки обхватили меня со всех сторон, обжигающий холод навалился с новой силой, на моих зажмуренных до боли веках выпал настоящий иней, а сама я вдруг ощутила, что стою в прочном коконе из невесть откуда-то взявшихся стен.
Одна из них прислонилась к моей груди — так близко, что задубевшая рубаха прижалась к самой коже. Сквозь мерзлую ткань я хорошо ощущала эту стену, больше похожую на крепость стальных пластин. Еще одна стена прижалась к спине… не целиком, а лишь вдоль позвоночника. Накрепко обхватив мой затылок и запустив каменные пальцы в мои отросшие волосы. Но самое плохое было то, что бешено рычащий вечер перестал биться только снаружи — теперь он рвался внутрь, сквозь намертво сомкнутые губы. Бился неистовым зверем, настойчиво стучался сквозь вьюгу и, стоило мне только вдохнуть, как он с неистовой жадностью устремился вперед.
Обжигающий холод стал настолько силен, что моих сил сохранять спокойствие уже не хватало. Жалобно застонав, я с усилием вырвалась из накатывающего оцепенения, разомкнула смерзшиеся веки, хотела было дернуться, чтобы посмотреть, что стало с артефактом… но с ужасом обнаружила, что тело мне больше не повинуется. И не может не то что сдвинуться с места, а даже просто пошевелиться. Потому что его властно обхватили чьи-то очень твердые руки, до боли сдавив в железных объятиях.
В самый первый миг я даже подумала, что брежу — ведь ЕГО не могло быть на этой крыше. Никак не могло… правда? Но бешено кружащая вьюга, неистово треплющая его белые волосы и таким же белым покрывалом укрывающая широкие плечи, говорила иное. Да и твердые губы, прижавшиеся к моим, были совсем как настоящие. Как жесткие пальцы, требовательно придерживающие мой затылок, и вторая рука, властно обхватившая меня со спины.