Тут тиски на моей шее ослабели, в глазах у меня помутилось, и я потеряла сознание.
Очнулась я в доме этого дилера и со страшной головной болью – я даже подумала, не аневризма ли у меня. В комнату вошли Бобби и Лео, и Бобби покорно опустился рядом со мной. По лицу было видно, что его беспокоит моя голова. Озабоченный вид Бобби заставил меня вспомнить, как все случилось. Стараясь вложить в свои слова как можно больше сарказма, я спросила:
– И в чью это дерьмовую голову пришла такая блестящая мысль – душить меня, пока я не вырублюсь?
Никто не ответил.
– Тогда, выходит, так всегда в Лоу-Тауне встречают девочек? – В ответ опять молчание. – Классно, – заключила я.
Самый толстый из четырех жиртрестов достал из-за пазухи пистолет и навел прямо на меня. Взглядом я дала ему понять, что он явно перебарщивает… достаточно было бы сказать мне «заткнись» или «отвали». Я бы вполне поняла. Он взвел курок и приставил свою хренову пушку к моему лицу.
– Прошу прощения, красотка. Не так уж часто бывает, что под платьем скрывается такая девочка. – Он посмотрел на меня и лизнул свою пушку. – Клевые у тебя титьки.
– Я знаю, – ответила я.
Не могу сказать, чтобы его объяснение причины, зачем потребовалось меня душить, имело хоть какой-нибудь смысл. Однако его извинение было принято: как бы то ни было, уж лучше это, чем дырка в голове. Я протянула ему руку и поблагодарила за то, что он меня не убил. Это бы мне весь вечер испоганило.
В комнате повисло молчание. Мою руку он так и не пожал.
Медленно, с явным удовольствием уголки его рта поползли вверх, пока на лице не застыла гнусная ухмылка. «Нажрись дерьма и подохни!» – говорила она. Такое в своей жизни я видела раньше только раз. Я поняла, что перемирие не состоялось. Теперь уже четыре револьверных дула было приставлено к разным местам моего лица, что не позволяло мне терять бдительность и нарушать этикет молчания.
Холодное прикосновение металла. Бегущие по спине мурашки. Ужас. Хотите назвать меня сумасшедшей – называйте. Но при виде оружия у меня появляется удушье и потребность глотнуть побольше свежего воздуха. И как можно скорее.
Я сказала им, что пойду к машине. Спиной я чувствовала, что одна из пушек вот-вот может выстрелить и пуля прямиком войдет в меня. Я задыхалась, идти и так было трудно, а тут еще эта стянувшая мою шею боль. Кроме того, я боюсь пуль и готова держать любое пари, что когда одна из них впивается в тебя с бешеной скоростью, то удовольствие это весьма сомнительного свойства и радости не доставляет.
Выглянув из окна машины, я сразу же различила людей в военной форме, окруживших дом, подобно застывшим изображениям из какого-нибудь фильма ужасов. Один из солдат приблизился к оконному стеклу – и я вся сжалась от пробиравшего меня холода и страха.