— А чем вы с детьми еще занимаетесь?
— Грибы собираем, гуляем. Гаджетман я один в семье. Но я не люблю говорить по телефону. А дети родились уже когда появились мобильные телефоны и для них это быт и ничего более. Им интереснее тир, они с удовольствием со мной туда ходят. И путешествуем мы всегда вместе. Вообще мы с Оксанкой придерживаемся того мнения, что чем больше дети находятся рядом с нами, тем лучше. И дети это разделяют. Потому что мы не диктаторы. У меня огромная семья. Когда я прихожу домой, они все приходят со мной полежать-поговорить. То счастливое мгновение, когда я открываю книгу наступает только где-то через семь лежаний… Но периодически я понимаю реально, что Оксанку надо спасать, или она свихнется с шестью детьми. И я ее похищаю. Я стараюсь брать ее на все съемки. Работодатели очень сетуют по этому поводу, потому что они понять этого не могут. Приехал человек в другой город, с женой — на фига? Ни выпить, ни погулять… А для меня это нормально, потому что девчонка хоть развеется.
Голливудский актер Кэри-Хирюки Тагава сыграл в картине «Иерей-сан» японского священника, спасающегося от якудза в глухой русской деревне. Роль настолько повлияла на японца, что он принял православие, получив при крещении имя Пантелеимон.
— А много друзей стали «бывшими» из-за политических разногласий? Я была свидетелем вашей пикировки с Макаревичем…
— Я все-таки больше консерватор, считаю, что нация в трудные времена должна консолидироваться. И хоть мне не по душе либерализм Андрея, я должен признать, что у либералов не так много людей «на зарплате», гораздо больше искренне говорят то, что думают, работают за идею. К сожалению, у нас 90 % тех, кто называется консервативно-патриотическим кругом, — это либо зарплата, либо псих. Не так много адекватных людей, кто работает не за карьеру, а потому, что действительно так думают. Очень мало. А бывшими я своих друзей не называю. Вот над музыкой в «Иерей-сан» у нас работал Борис Гребенщиков — он склоняется к либеральной части, ему сейчас сложно. Но я его люблю. И Артемия Троицкого люблю. Я ж христианин, а мы любим грешника, мы ненавидим грех. То же самое с Макаревичем. История, связанная с ним, это личная трагедия. Мы приятельствовали, я воспитан на его песнях. Очень много пережито под них, много километров изъезжено. Он мне всегда нравился, я и сейчас с большим пиететом к нему отношусь, что не мешает мне констатировать, что он запутался. Я не люблю делать исподволь. Нужно высказать свое мнение, может быть, я неправ с этой его поездкой под Славянск… Но мне кажется, что он раскаивается… и я думаю, нам нельзя переходить на базарно-коммунальные склоки, нельзя переходить на личности.