Звонок в дверь застал меня в объятиях Лены. Разрезанное этим резким звуком нежное утро превратилось в какую-то паническую атаку Бориса.
В халате, заспанный, лишенный утренней женской ласки, я открыл ему дверь.
— Вы уж извините, что вот так вламываюсь… — Он вошел, и я как-то сразу определил, что он болен. Глаза горят лихорадочным огнем, нос красный, голос гнусавый, какой бывает при насморке.
Я принял из его рук плащ, провел на кухню, поставил вариться кофе.
— Она была у меня. Собственно, все произошло так. Как я и предполагал и чего боялся больше всего! Но я все выдержал, все. Хотя мне было очень трудно.
Я сразу догадался, о ком идет речь.
Борис сел за стол, сжался весь, словно стараясь уменьшиться в размере, сцепил пальцы рук на коленях и, уставившись в одну точку, судорожно вздохнул.
— Лариса? — подсказал я ему, тем самым пытаясь вывести его из состояния ступора.
— Да! — Он резко поднял голову, как-то ожил, даже взъерошил снизу вверх расческой из растопыренных пальцев свои каштановые волосы. — Она, конечно, выглядит ужасно. Это не та прежняя Лариса Кузнецова, само очарование, а поникший, оставленный без воды цветок. Вот так бы я сказал. Я бросился ее утешать. Я играл роль! Все, как мы и договаривались! Словно у меня — своя жизнь, и у меня все хорошо, просто отлично, а у нее — беда, пропал муж. Надо сказать, она была весьма тактична, деликатна и не сразу спросила меня про Нину. Она сделала вид, что пришла просто поговорить со мной, типа когда я видел Серегу последний раз, ну а потом плавно так перешла на Нину. Я сказал ей, что она готовится к гастролям в Буэнос-Айресе, что я ее специально увез за город, где она репетирует с аккомпаниатором романсы, что буквально пару часов назад я как будто бы вернулся оттуда, что возил туда продукты, лекарства, потому что у нее температура… Короче, я и сам от себя не ожидал… врал напропалую, и стыдно было невероятно. А она смотрела на меня глазами, полными слез, и кивала мне, кивала, как будто бы соглашалась, и знаете почему так происходило? Да потому что она слышала то, что и хотела слышать!
— В смысле? — Я разлил кофе по чашкам, достал из холодильника коробку сливок.
— Она сказала, что ей показали фотографии, сделанные по материалам видео… Одиннадцатого сентября, сказала она убитым голосом, ее Сергея и мою Нину видели вместе выходящими из ресторана «Дункан» и садящимися в красную машину. И больше она Сережу не видела. И я, понимая, что нужно нападать, а не защищаться или, во всяком случае, сбить ее, не дать ей время опомниться, сам начал задавать ей вопросы, мол, зачем он потревожил Нину тогда, вечером когда она только вернулась из Питера, где снималась в своем рекламном клипе, ну что она хотела выспаться и меня отослала домой, а Сергею-то она отказать не могла. Она же чувствует себя обязанной ему… Ефим Борисович, я нес такую чепуху, что стыдно даже вспомнить!