Анечку бабка утащила спать, заставив поцеловать «папу» или «дядю», но та ни того ни другого целовать не хотела и смотрела на Митю каким-то взросло злым взглядом, — будто что-то понимала и этого папу-дядю уже ненавидела.
Этот взгляд дочери отрезвил Митю. И когда Раиса, притворно потягиваясь, заявила, что надо хотя б проведать своих друзей-картежников, с которыми в теплое время допоздна резалась в карты. Ну и без бутылочки, конечно, не обходилось…
Митя поднялся и тоже притворно нехотя сказал: «Ритуля, я побежал, мне все же не в двенадцать ночи домой появляться! Бегу. Буду не очень скоро. Надо слетать к маме, она ждет. После приезда — заскочу, теперь адрес знаю».
Его еще мучила мысль об Анатолии, но он не спрашивал. И о звонке Вере, но время было уже не для звонка на работу… Молодец он, что дал ей ключ, но ведь она такая! Не войдет без него… Хорошо бы вошла. Он открывает дверь, а там — Вера, любимая Вера!
Но Риточка безапелляционно заявила: «Сначала мы сделаем это, а потом беги куда хочешь — к тестю, теще, хоть к е…. матери!»
И стала быстро раздеваться. Митя почувствовал себя полным идиотом, когда она, бросив на тахту простыню, разлеглась совершенно бесстыдно.
Она и впрямь пополнела, и это ей шло, и фигурка у нее была не из плохих — все это Митя отметил, но! Трахаться? Он же любит Веру?!
И он, одетый, сидел и тупо смотрел на Риточку, а та уже в томлении извивалась как кошка, которой немедленно нужен кот.
Митя цинично и спокойно подумал, что проще все исполнить и освободиться, чем начинать разговоры-переговоры, которые закончатся истерикой.
Он вздохнул и стал раздеваться.
Митя совершил действие вполне хорошо, не наспех, Риточка с ее страстями раскачала его.
И тут он испугался: что за дурак! Неужели нельзя было предохраниться! Забыл! Идиот! А если она родит еще?
Риточка будто прочла его мысли, усмехнулась, щелкнула его смешливо по чувствительному месту и сказала: «Не бойся, я принимаю таблетки. Думаешь, мне охота рожать безотцовщину?»
И все-таки! — Зарыдала.
Ему пришлось утешать ее. Но чем он мог утешить? Надеждами? Не мог и не хотел.
Оставалось единственное средство, которое он и применил снова. Риточка, кажется, немного успокоилась, хотя сказала — останься. Все равно уже двенадцатый… Чего-нибудь наврешь… Он, может быть, уже бы и остался… Но мысль о Вере, которая одиноко бродит в чужой квартире, травила как ядом.
— Нет, Ритуля, мне нужно идти. В другой раз — останусь, даю слово.
Он оделся, а Рита так и осталась лежать — голая, расслабленная, не утерявшая желания. Он на нее старался не смотреть. Уже собрался уходить, чмокнув ее куда-то в нежное местечко, и вдруг вспомнил, что не отдал деньги. Вытащил из кармана и положил пачечку ей на грудь.