Неведомо откуда взявшийся человек сразу пришелся по душе казакам. Одни даже говорили, что его Бог им послал. Старик знал много диковинных песен, но больше всего албазинцам полюбилась та, в которой он воспевал героев-кумарцев, некогда выстоявших в битве против огромного войска маньчжуров. Вот и сейчас, устроившись рядом с мальчонкой-поводырем на обгорелом бревне, еще недавно служившим венцом порохового погреба, и положив на колени свой инструмент, мужчина тихо пел, легонько перебирая струны домры:
Во сибирской во Украйне,
Во Даурской стороне,
Во Даурской стороне,
А на славной на реке-Амуре,
На устье Комары-рек
Казаки царя белого
Они острог поставили,
Ясак царю собирали…
Круг острогу Комарского
Они глубокой ров вели,
Высокой вал валилися,
Рогатки ставили,
«Чеснок» колотили,
Смолье приготовили…
Дальше в песне слепец повествовал о том, как маньчжурский князь, пришедший воевать с казаками, предлагал им сдаться, прельщал златом-серебром и красивыми девицами. Напрасно…
А было у казаков
Три пушки медныя,
А ружье долгомерное.
Три пушечки гунули,
А ружьем вдруг грянули,
А прибили они, казаки,
Тое силы богдойские,
Будто мушки ильинские,
Тое силы поганые.
Заклинался богдойский князец,
Бегучи от острога прочь,
От острогу Комарского,
А сам заклинается:
«А не дай, боже, напредки бывать
На славной Амур-реке!»
На славной Амур-реке
Крепость поставлена крепкая
И сделан гостиной двор
И лавки каменны…
…Остаток ночи Толбузин пролежал с открытыми глазами. Ворочался, скрипел тесовой кроватью, слыша, как за перегородкой вздыхала его жена. Когда забрезжила заря, он, тяжко вздохнув, достал из-под кровати сапоги, надел шелковые шаровары и, набросив кафтан на плечи, стал перед образами.
— Господи! — прошептал он. — Если ты есть на свете, то помоги нам, несчастным, одолеть нашего врага. Укрепи наш дух и всели в нас мощь!.. Пресвятая Богородица, ангел-хранитель, угодник Сергий, дайте обрести нам веру в победу, спасите и сохраните нас от стрел ядовитых и огня, от дьявольских орд, что непрошеными пришли на нашу землю…
Гермоген был уже на ногах.
— Ляксей Ларионыч, снова с маньчжурами повоюем? — увидев выходящего из приказной избы воеводу, подошел он к нему.
Тот выглядел несколько потерянным.
— Вчера я с людьми разговаривал, — вместо ответа произнес он. — Так вот, оказывается, не во всех дух крепкий. Кто-то и ослаб, и уже о сдаче крепости заговорил. Не бывать этому! — нахмурил он брови. — Не для того мы тут стоим, чтобы врагу на поклон идти. — Толбузин на мгновение умолк, видимо, что-то соображая. — Ты вот что, отче… Взял бы да сказал свое людям, дух их укрепил. Они тебя любят и верят тебе. Давай, выполни мою просьбу.