К удивлению и разочарованию Мартелса Квант не вспылил.
— Так оно и есть, — сказал он, вызвав еще большее удивление, — если подо мной понимать довольно хрупкое биомагнитное поле, являющееся моей личностью, душой, эго, назови как хочешь. В противном случае, захват других живых тел душами только что умерших был бы обычным делом. Но ведь наоборот, ходят лишь отдельные непроверенные слухи о нескольких подобных захватах. Эта сила является свойством мозга, самого органа — и в самой большой степени, данного мозга. Для ее использования нужны одновременно и физический субстрат и источник энергии. Как я обещал, при следующей возможности я ее тебе продемонстрирую, и не потому, что мне хочется рассеять твои сомнения, они меня не интересуют ни в малейшей степени, а чтобы прекратить твои неуклюжие попытки экспериментировать, которые меня раздражают. Конечно, я не покажу тебе, как пользоваться этой силой. А теперь помолчи.
Наступило вынужденное молчание; но Квант уже и так сказал немало, чему Мартелс, в который раз, был рад. В конце концов, может быть Квант тоже иногда тяготился одиночеством или скукой. А может быть просто, избавленный от необходимости дышать, он мог развивать мысль сколь угодно долго, не осознавая этого.
Теперь у Мартелса появился новый план — каким-то образом добраться до Терминуса. Несомненно, даже остатки Третьего Возрождения, имеющие в своем распоряжении энергию и технические знания, могли больше помочь в решении его конкретной проблемы, чем все туземцы Четвертого Возрождения.
Последнее замечание Кванта для перестраховки следовало понимать так, что Квант уже заподозрил наличие такого плана у Мартелса. Квант, конечно, в любом случае не стал бы учить Мартелса пользоваться гипнотической силой, просто для того, чтобы удержать его от попыток дальнейшей агитации туземцев на действия против Птиц; но Мартелс только что просто и ясно дал понять, что на месте Кванта он попытался бы достичь Терминуса; куда более слабый интеллект, чем у Кванта, догадался бы, чего следует опасаться. А будучи в прошлом Автархом, он намного лучше Мартелса знал, что никогда не следует недооценивать противника. Даже во времена Мартелса фундаментальным в теории игр считалось предположение, что следующий ход противника скорее всего будет наилучшим.
Тут Мартелс ничего не мог сделать, только скрывать свои замыслы от соседа по мозгу и продумать план как можно лучше; перетасовать свои карты, оценить положение, подготовить запасные варианты и надеяться на получение дополнительной информации. В этом свете, например, расположение музейных экспонатов в пределах его поля зрения приобретало новый смысл: вдруг стало важно оценить их размеры и форму, стояли ли они на подставках или упали, были в целости или разобраны, и точное расстояние между ними. Те, что не были видны, не имели значения, кроме наиболее крупных, находящихся между мозговой оболочкой и входом в зал, и их расположение он, как мог, восстановил по памяти.