В понедельник около одиннадцати позвонил Глущенко.
– Владимир Иванович, никуда не отлучайтесь, Гейдар Алиевич сегодня вас примет. Время обозначим позже.
Итак, аудиенция состоится, но при таком повороте я решил, что обходить прокурора республики Заманова нельзя, и поехал к нему.
– Аббас Тагиевич, меня приглашает для беседы Алиев, но вы прокурор республики, и без вас беседовать с первым секретарем я бы не хотел.
Заманов растерялся и залился краской.
– Как – приглашает! Я ничего об этом не знаю.
– Переговорите в ЦК, потому что времени не назвали. Вы мне и скажете, когда нам нужно ехать. Я буду у себя в кабинете, – ответил я.
Обедать не пошел – ждал телефонного звонка. Но его не было ни после обеда, ни до конца рабочего дня. Только после семи вечера позвонил Заманов, голос его дрожал от гнева:
– Так не Гейдар Алиевич вас приглашает, а вы напросились к нему сами?
– Аббас Тагиевич, но я должен или доложить первому лицу результаты расследования, или уехать, а потом преподносить ему сюрпризы.
– Я за вами заеду в 20:30, – резко бросил Заманов и положил трубку.
В ЦК ехали, не разговаривая друг с другом. Глаза Заманова горели бешенством, и, когда он поглядывал на меня, казалось, что, если бы у него в руках был пистолет, он всадил бы в меня всю обойму.
В приемной у Алиева находились три охранника. С Замановым поздоровались как со старым знакомым. Меня пристально осмотрели. Ждали недолго. Открыли дверь:
– Проходите.
Кабинет небольшой. Много книг с закладками, и лежат они так, что любой посетитель понимает – его хозяин много работает с первоисточниками. В глубине кабинета в ослепительно-белой рубашке и темно-синем костюме, на котором сверкают «Золотая Звезда» и орден Ленина, сам Гейдар Алиевич Алиев. Увидев нас, поднимается из-за стола и идет навстречу. Только позже я понял, что это правило встречи, подчеркивающее партийное товарищеское расположение.
Рукопожатиями обмениваемся в середине кабинета. И тут меня понесло в чисто восточном подхалимском стиле. Я стал говорить о потрясающих успехах республики, о ее замечательных тружениках и о мудром руководстве Гейдара Алиева. Речь я держал минут двадцать и видел, как взгляд Алиева теплел с каждой моей фразой.
«Все! Разговор у нас получится», – подумал я и оказался прав. Проговорили мы больше часа. Итог подвел хозяин:
– Я за строгое соблюдение закона. Если дело подлежит прекращению, так и поступайте. Но полностью реабилитировать этого отщепенца нельзя.
Встреча закончилась. Алиев проводил нас до двери, на выходе взял со стола две брошюры:
– Это вам на память о нашей встрече.