Тогда же, в 1988 году, Гаибов вел себя достаточно принципиально и санкции на аресты преступников-погромщиков давал сам лично. Это не означает, что он и другие работники правоохранительных органов республики однозначно относились к действиям следственно-оперативной группы и не сочувствовали преступникам-соплеменникам, но несомненно одно – препятствий в расследовании дела они не чинили и многие были искренне заинтересованы в раскрытии тяжких преступлений.
Руководством было принято решение, что дела об убийствах и изнасилованиях расследуют следователи прокуратуры, остальные преступления – следователи МВД. КГБ занимался выявлением и изобличением лиц, организовавших погромы. Конкретным следователям поручалось расследование конкретных эпизодов, что было в определенной степени ошибкой и привело к тому, что часть преступлений оказалась нераскрытой, а порой случались и курьезы, о чем я расскажу ниже.
Суть ошибки заключалась в том, что большинство преступников в одном месте грабили, в другом – жгли имущество, в третьем – насиловали, в четвертом – калечили и убивали несчастных. Следствию нужно было идти от конкретных подозреваемых до расследования многочисленных эпизодов, в которых они участвовали.
28 февраля, взломав дверь, в квартиру одного из домов Сумгаита ворвалась разъяренная толпа в основном молодых людей. Почти все были подогреты спиртным и наркотиками. В квартире помимо родителей находились сестры М. Младшую вытащили на улицу и стали насиловать. Над старшей надругались в одной из комнат около шестидесяти человек. Если младшая вследствие потери сознания ничего не помнила, то старшая дала нам довольно последовательные подробные показания – описала приметы примерно двадцати насильников и согласилась их опознать.
Опознания подозреваемых и очные ставки мы проводили в здании МВД Азербайджанской ССР. Ход этих следственных действий фиксировался видеосъемкой, которую проводил инженер отдела криминалистики Володя Бондаренко. Накануне при допросе потерпевшая, назовем ее Алина, рассказала мне, что хорошо запомнила насильника, который был значительно старше всех остальных и особенно запомнился ей тем, что не смог совершить половой акт по физиологическим причинам. Опознала она его довольно уверенно, а он, не растерявшись, тут же стал уверять нас, что уже много лет является импотентом.
– Правильно, – сказал я. – Ты-то нам и нужен, – и предложил работникам милиции отвести его в соседний кабинет.
Дальше я начал допрос другого подозреваемого на очной ставке и вдруг увидел жесты Бондаренко, который показал мне на закрытую дверь кабинета. За ней раздавались приглушенные, но хорошо различимые душераздирающие крики. Я встал, открыл дверь к соседям. В центре навытяжку стоял «импотент». Волосы на его голове были закручены, образуя два рога, в рот вставлена металлическая трубка длиной около двух метров. Два азербайджанца – работники уголовного розыска – били его в область почек, требуя признаться в том, какие еще преступления он совершил. Увидев меня, растерялись, ожидая соответствующей реакции. Я молча вышел из кабинета.