Улыбаясь, лукаво смотрит в глаза допрашиваемого.
– Речь-то сегодня идет о вас конкретно, а не о глобальной проблеме. Вам не повезло, и вы здесь. Решается ваша судьба, и вам сидеть не один год, но чем меньше, тем лучше. А смягчение вины – чистосердечное раскаяние и явка с повинной – есть путь к свободе. Давайте, батенька, внимательно почитаем, что говорит об этом наш славный Уголовный кодекс.
Я не хочу быть понятым так, что после одного подобного диалога все начинали признаваться во взяточничестве. Приемов у Каракозова были десятки, но суть их всех составляла лишь основанная на законе форма психологического воздействия на человека. В 98–99 % случаев она срабатывала безотказно.
Неплохо разбираясь в людях, Каракозов подбирал следователей, которые обеспечивали основные направления расследования. Сам он начинал рабочий день с поездки в следственный изолятор, где с 10 до 16 работал со следственно-арестованными. В 17 часов проводил оперативное совещание по итогам дня. Выкладывался полностью. В 18 часов и ни минутой позже уезжал домой. Ни в субботу, ни в воскресенье никогда не работал.
Каракозов был уникален и очень талантлив. Проработав с ним не один год, я могу с полным основанием утверждать, что не было бы дел по Министерству рыбного хозяйства, сочинско-краснодарского, хлопкового и многих других, если бы не Герман Петрович Каракозов.
Он любил говорить нам при зарождении очередного дела: «Коллеги, начиная крупную игру, помните: главное – не выйти на самих себя». К сожалению, его слова оказались пророческими. Он запутался в истории с Гдляном и, по сути, себя переиграл. Но об этом позже.
Любимцем Германа Петровича был ныне покойный Иван Акимович Гущин. Следователь прокуратуры Калужской области, он около 15 лет проработал в следственных бригадах Прокуратуры СССР. Каракозов называл его одним из лучших «колунов». Гущин начинал работу практически со всеми арестованными в 1978–1979 годах, сделал очень много для разворота рыбного дела, сочинско-краснодарского и других.
После ареста Рытова раскаяние последнего закончилось не только длинным списком названных им взяткодателей, но и добровольной выдачей денег и ценностей на сумму более 300 тысяч рублей.
С 1953 года лица такого ранга к уголовной ответственности не привлекались, тем более за корыстные преступления. То, что стало выясняться по делу Рытова, привело многих в ЦК в состояние шока. Но факты – вещь упрямая, и горькую пилюлю пришлось проглотить.
Одним из своих взяткодателей Рытов назвал директора сочинского магазина «Океан» Арсена Пруидзе. Появились еще три одиозные фигуры, ставшие в деле ключевыми. Это начальник объединения «Грузрыбсбыт» Кохреидзе, его заместитель Асатиани и директор Кутаисского рыбозавода Беришвили. Дело разрасталось как снежный ком, и стало ясно, что нужно определять в нем основные направления, принимать решение об объемах доказывания какой-то части эпизодов, разделять его на так называемые «куски»