– Входит Клава в ресторан, посетители повернули головы в её сторону. А Сёмка, увидев такую красивую жену, встал и кинулся к ней.
– Прости, Клава, не ценил тебя! Вижу теперь, нет никого краше тебя! Прости и прими обратно.
– А что же она отвечает? – поторопила замолчавшую соседку мать.
Тётя Катя, как хороший актёр, держала паузу.
– А Клава отвечает: нет, не прощу! Смотри теперь и жалей, кого потерял! И гордо вышла из зала ресторана. Заплакал Семка, но поздно. Посмотрел он на фельдшерицу и плюнул.
– Не простила! – ахнула мать. – Может, не стоило так гордиться? Мужик осознал, что натворил, пусть домой возвращается.
– Мы тоже так сказали Клаве. Но она твердит: лучше одной жить, чем с предателем, – закончила рассказ соседка.
Иванна ясно представила на пороге ресторана наряженную, как новогодняя ёлка, Клаву. Молодая женщина обожала ярко-синие тени и мазала их до бровей, а брови красила в жгуче чёрный цвет. Довершала боевую раскраску алая губная помада с блеском. Новое платье Клава, как пить дать, купила блестящее с люрексом. И скорее всего, не сдержавшись, плакала возле столика коварного Семки и просила его вернуться.
«Никогда не буду толстеть и становиться бесформенной коровой, – поклялась она тогда себе. – И не позволю мужчине унижать меня и выставлять на посмешище».
Ивка встала с кровати и посмотрела на свое отражение в зеркале: тусклые неухоженные волосы собраны в хвост, мешковатая одежда, попытка скрыть полноту, и взгляд уставшей, разочарованной женщины.
«Куда делась веселая, тоненькая девушка, мечтающая о жизни в городе. Мечта исполнилась, но видимо, этого мало».
Она накинула свободную лёгкую кофточку, июльский вечер обещал быть тёплым.
– Мам, я дома! Идём в кино. Дай только водички, пить хочу, – кричала дочь, стоя на пороге квартиры.
– Дима, мы пошли, – сообщила она мужу, заглянув в зал.
– Делать тебе нечего! Лучше бы легла спать пораньше. Жалуешься, что устала, а сама тащишься в кино, – буркнул муж, не отрывая взгляда от экрана телевизора. Дмитрий покосился на жену. Уже два года она перестала волновать его, как женщина. Изредка он спал с ней, снимая напряжение, но всё чаще Ивка вызывала у него глухое раздражение. Покорное, тупое выражение на лице жены иногда бесило его до зубовного скрежета. Правда, она была удобным сожителем по квартире: безропотно готовила, убирала, обслуживала его.
«Для чего ещё нужна жена, как не для удобства, – размышлял он. – Для удовольствия я всегда себе найду кого-нибудь».
И находил, правда, изредка. Он любил свою уютную квартиру, дочку, тихую и ласковую девочку, и даже Ивку ценил за незаметность, за то, что не мешала жить так, как ему нравится. Жаль: нервировала иногда. Дмитрий единственный ребёнок у родителей. Из ласковых рук матери плавно перебрался в руки жены, поначалу не такие умелые, как мамины, но со временем ставшие более опытными. Еда по возможности готовилась только та, что он любит, передачи по телевизору смотрелись только те, что он хотел. Мужчине не приходило в голову, как эгоистична его натура, замыкающаяся на себе любимом.