– Возьмёмся за руки, – сказала она. – И, что бы ни случилось, никто не должен прерывать цепь.
«Кажется, скучно всё это будет… – подумал Жигамонт, почувствовавший, что насыщенный день всё-таки утомил его, и едва сдерживаясь, чтобы не зевнуть. – Скорее бы уж закончилось!»
В этот момент в комнате раздался шорох.
– Это он! Он здесь! – выдохнула Екатерина Васильевна. – Кто ты? Назови своё имя!
– А.К., – прошелестело едва слышно. – Смерть зовёт смерть, смерть идёт к смерти, смерть уже здесь, смерть посреди вас, смерть за каждым из вас!
– Это она! Она! – прохрипел Каверзин, хватаясь за горло.
– Чёрт возьми! Включите кто-нибудь свет! – закричал Владимир Александрович.
– Не вспоминай его теперь! – вскрикнула Екатерина Васильевна.
– Дура!
В темноте мелькнула белая фигура, раздался грохот падающей мебели. Вспыхнул свет. Первое, что увидели участники сеанса, это отсутствие Антона Александровича. Стул его лежал на полу.
– Володя, где Антон? – спросила княгиня. – Он сидел подле тебя!
– Мне кажется, Антон Александрович за тем комодом, – кивнул Жигамонт на старинный комод, рядом с которым лежал ещё один уроненный стул и разбитая ваза.
Владимир Александрович решительно подошёл к комоду и вытащил из-за него перепуганного брата.
– Водочки мне, водочки… – шептал тот, едва шевеля дрожащими губами.
– Пьяница! – раздражённо бросила Олицкая.
– Идиот! – с не меньшим раздражением выдохнул князь, чьё лицо сделалось багровым.
Вновь послышался грохот и звон. Все обернулись, и увидели лежащего на полу без движения Каверзина, рядом с ним валялись осколки разбитого бокала, вокруг которых алым, похожим на кровь пятном разлилось вино.
Жигамонт бросился к Борису Борисовичу, и, встретившись глазами с его невидящим взглядом, уже почти безнадёжно пощупал его пульс.
– Что с ним? – тихо спросила побледневшая Елизавета Борисовна.
– Он мёртв, – ответил Георгий Павлович, подбирая осколки бокала…
В рассветный час Москва ещё дремлет, не спеша пробуждаться в отличие от северной столицы, отобравшей некогда её первенство, но и подарившей тем ей счастливую безмятежность. Розоватая дымка окутывает золотистые маковки и шеломы её церквей, разливаясь перламутром по их белым стенам. Сказочно смотрится в такой час Москва! Особенно чудно глядеть на неё с возвышения: с Воробьёвых гор, например. Но совсем не туда направлялся скорым шагом Илья Никитич Овчаров, грызя жёлтыми зубами семечки, насыпанные в карманы старого, чуть ли не до дыр затёртого архалука серовато-зеленоватого цвета. И мало обращал он внимание на московские красоты, погрузившись в свои думы и глядя под ноги.