Зато второй стоял на первом этаже. Сухов ткнул кнопку. Двери разъехались, но Сухов остался на месте. Подождав в недоумении, двери стали съезжаться, но тут Сухов сунул между ними ногу.
— А? — спросил он меня, и я согласно кивнул.
— Ну, тогда поехали, — сказал он.
В этих многоэтажных человеческих поселениях жизнь располагается симметрично по обе стороны от двух важнейших артерий: шахты лифта и шахты мусоропровода. Два коридора по четыре квартиры в каждом, и никто не обижен чрезмерным удалением от метрополии.
— Какая, говоришь, у старика квартира? — спросил Сухов, разглядывая наши невнятные изображения в матовом стекле коридорной двери.
— 125-я, — ответил я, не сомневаясь ни на миг, что Сухов сам прекрасно знает какая.
Одно изображение подняло руку. Сухов нажал на кнопку под номером 125.
Резкий дребезжащий звон запрыгал в мутном Зазеркалье. И почти сразу, будто неизвестный только того и ждал, послышался звук открываемой двери. В коридор выпала полоска света, прошелестели легкие шаги и замерли по другую сторону стекла.
— Вы к кому? — спросил робкий женский голос.
— Мы, гражданочка, из милиции, — солидно ответил Сухов. Осмыслив эту информацию, язычок замка удовлетворенно цокнул.
— Здравствуйте, — сказал Сухов, просовывая в образовавшуюся щель руку с удостоверением.
— Ой, заходите, заходите, — запричитала женщина и сразу повернулась к нам спиной. как будто утратив всякий интерес. — Вот ведь дела у нас, дела…
Я с облегчением увидел, что свет исходит из квартиры № 128, прямо напротив кригеровской. Мы с Суховым следовали за женщиной по пятам и как-то так всей компанией прошли в открытую дверь, хотя никто нас гуда не приглашал. В прихожей женщина наконец повернулась, дав себя разглядеть. Разглядывать, собственно, было нечего: вся она походила на маленькую серую мышку с худой невыразительной мордочкой, на которой выделялись только глазки, юркие, острые, горящие совсем не мышиным огнем.
— Кругляк Анна Тимофеевна? — спросил Сухов, демонстрируя отличную осведомленность.
— Так точно, — неожиданно по-военному ответила мышка. Тут в прихожую открылись еще две двери, и появились: толстый дядька в штанах армейского образца, в майке, перекрещенной подтяжками, как пулеметными лентами, и толстый школьник, не успевший еще снять пионерский галстук. В нем я сразу признал одного из вчерашних мальчишек.
— Кругляк Дмитрий Михайлович? — спросил Сухов, продолжая поражать эрудицией. — А это, вероятно, Кругляк Михаил?
Оба кивнули. Но Сухов уже оставил их.
— Вы что же, Анна Тимофеевна, всегда выходите, когда звонят в соседние квартиры?