– на каждом спектакле. А это – главное чудо театра, если оно есть. Но люди ведь любопытны не только к деталям личной жизни. Тем более – придуманная трактовка, отработанная технология – это все можно сделать, осуществить. А Даль ведь это, по всему, делал не специально – он иначе
не мог! Природа его души предполагала только такой вариант.
Потом, у него ментальность была совершенно фантастическая. Особенно в кино. В «Утиной охоте» – это боль, с которой непонятно, как человек живет. То, что эти люди уходят рано, – это совершенно естественно, потому что с такой болью и внутренним страданием нельзя долго жить: в конце концов, организм не выдерживает. Это очень редкое явление, и в этом финале нет ничьей вины. Просто так сошлись звезды. Родители, создавшие вот этого человека, который взял на себя всю эту боль и смог ее выразить, понимая про себя, как мне кажется, абсолютно все. Да, сгубил себя. Но он по-другому жить не мог.
Артисты так вообще редко живут. Это – удел поэтов и художников. Это их категории и настроение. Потому что артисты все-таки – лицедеи. И наше искусство – публичное. Хотя Олег немного рисовал и писал – для себя. Вроде бы все соединяется, но у артистов это бывает редко. Художник и поэт творят наедине с собой, а мы – и это все-таки в природе нашей – мы хотим нравиться!
А у меня такое впечатление, что Олегу, в общем-то, было это все равно, его это не интересовало. И по-другому он не мог. Это уже данность такая. Зал был ему не так важен. И поэтому все, что с ним в жизни приключилось, носило сугубо закономерный характер.
Москва, 28 января 1994 г.
Лариса Виккел
Светлоглазая добрая злость
С Олегом мы встретились, когда были очень-очень молодыми. Смотришь на его фотографию 1962 года – совсем мальчик! А ведь я была помладше него, у нас разница – год.
Он – из театрального училища. Я – из ВГИКа. И хотя каждый любил свое, ВГИК тогда котировался выше, чем другие актерские школы. И не потому, что это действительно было лучше. Просто считалось, что у нас лучше выход в кинопроизводство, чем у ребят из театрального. А в кино мечтали сниматься все – и без кокетства.
Путь моего попадания в съемочную группу фильма «Человек, который сомневается» был очень простой. Мою маму должна была играть Люба Соколова. И она сказала:
– Есть только одна девочка, которая точно сможет… Мы с ней уже работали: она – дочка, я – мама. И она железно должна здесь быть. Это Лариса Виккел. И больше – никто…
Таким образом я в эту работу и пришла.
Но Любочка – человек своеобразный, с режиссером она потом быстро «разошлась во мнениях» и ушла со съемок. А я осталась. Маму же мою играла Нина Меньшикова.