Впрочем, следствию их и так было достаточно, чтобы построить свое обвинение. И суд присяжных, собравшийся в июле, заседал недолго: судьям хватило одного дня, чтобы признать знаменитую танцовщицу виновной в измене и предательстве интересов Франции. Напрасно ее адвокат, милый Люка, приводил доводы в ее защиту; напрасно он спустя два дня добился приема у президента Франции Раймона Пуанкаре и встал перед ним на колени, прося помиловать Маргарет. Ни убедить французское правосудие, ни разжалобить президента ему не удалось. Смертный приговор остался в силе и в октябре был приведен в исполнение. И не вина следователя Бушардона, что казнь не была доведена до конца.
Во всяком случае, от этих четырех месяцев, проведенных в комнате для допросов, у Маргарет осталось чувство ужаса перед этим блондином с подкрученными усами. И теперь она не могла положиться на свой грим, не могла надеяться на судьбу, которая не столкнет ее с дотошным следователем где-нибудь в вестибюле. Поэтому, как только отгремели последние такты финала, она шепнула Антуану:
– Давай уйдем сейчас, пока Он не встал!
Как выяснилось, ее возлюбленный думал о том же.
– Давай! – с готовностью ответил он.
Они выскользнули из ложи и поспешили в гардероб. Одевшись, так же поспешно покинули театр.
– Ну что, едем в отель? – спросил Антуан, подзывая такси. – Хватит нам на сегодняшний вечер приключений?
Однако Маргарет, к его удивлению, ответила:
– Нет, почему же сразу в отель? Разве мы не будем ужинать? Ведь мы собирались поехать в «Максим»!
– Но… Этот человек в театре… – растерянно произнес доктор Моро.
– Ты говоришь о Бушардоне? Да, мы с тобой его видели. Ну и что? Он что, будет преследовать нас по всему Парижу? Это всего лишь совпадение, что мы его встретили. А совпадения случаются не так часто. Вряд ли следователь поедет в тот же ресторан, что и мы. Не надо паниковать. Поехали!
И они отправились ужинать.
Пока они ехали, Маргарет окончательно успокоилась. «Да, мне надо привыкнуть к опасности, – размышляла она, покачиваясь на сиденье машины. – Такие встречи, как сейчас в опере, неизбежны. Собственно, их и имел в виду Антуан, когда предостерегал меня от поездки в Париж. Но тут уж надо выбирать: или сидеть, словно мышь, забившись в щель, или дышать полной грудью и вести жизнь, к которой я привыкла. Я выбираю второе. И потому не должна бояться!»
В «Максиме», как она заметила, за этот год ничего не изменилось. Все так же сверкали зеркала, так же играл оркестр, один из лучших в Париже, и метрдотель был сама предупредительность. Антуан хотел попросить столик в темном углу, подальше от других, но она остановила его: