Когда приходило время что-то перекроить, я тут же пускалась в раздумья: но там же было все-таки по-другому! Мало ли, что тебе не нравится, как это выглядит, МакКаммона же напечатали прямо так.
Я каждый раз гнула прутья этой текстовой клетки с максимальной осторожностью. Ведь кто такой переводчик в глазах читательских? Может ли он что-то править, может ли чуть изменять текст ради ему одному видимого благозвучия? Соавторы так делать могут. Редактор может вмешаться. А переводчик? Это ведь, по сути, курьер, переносящий текст с одного языка на другой. Курьер в еду специй на свой вкус не добавляет… Или переводчик все же обладает какими-то правами? Трудно рассуждать на эту тему, когда ты все-таки самоучка и действуешь исключительно по наитию, а не по выученным канонам.
В общем, процесс раздумий был тяжким. К чему я пришла? Переводчик — это, конечно, не соавтор. Он работает с тем, что имеет, не отходя от текста в сторону. И все же есть переводчики, текст которых отчего-то и вовсе не может зацепить, а есть те, которые передают дух книги, как хороший повар передает вкус блюда и делает его изысканным деликатесом, в то время как его коллега может сделать из ингредиентов совершенно несъедобную смесь, хотя пользоваться они могут одним и тем же рецептом…
К какому типу переводчиков отношусь я, мне судить не хочется, но, разумеется, тянет быть тем, в чьих руках книга на русском языке оживает и становится не менее вкусной, чем в оригинале. Я никогда не училась переводить книги, но я большую часть жизни училась писать книги. Натыкалась на собственные огрехи и ошибки, открывала для себя новые и новые приемы и способы передачи верных ощущений словами, прислушивалась к критике, корректировала свое мнение, выносила определенные уроки…
Писать или переводить — вот, в чем вопрос. Что легче? Что сложнее?
Я не скажу, потому что на этот вопрос у меня нет ответа. Я просто знаю, что моей задачей в этой книге, как и в предыдущих работах с переводами, было сделать хороший и качественный продукт по заранее составленному рецепту. Буду надеяться, что у меня получилось, несмотря на то, с какими сложностями в механических тонкостях мне пришлось столкнуться и в каких темах покопаться. Впрочем, копаться и изучать всякое новое я искренне люблю, поэтому сведения, полученные после переводов, оседают в моем котелке плотным осадком и, надо думать, еще когда-нибудь пригодятся.
Единственное, что стало для меня по-настоящему — вот совсем — трудным моментом в этой книге, это, разумеется, постельные сцены.
Возможно, многие читатели не разделяют моего мнения в этом вопросе, но я страшно не люблю книжный секс. Чаще всего потому, что эти сцены в книгах не вызывают у меня ничего, кроме приступа нервного хохота. Мне всегда казалось, что в художественной литературе интимные моменты не стоит описывать досконально — в конце концов, у всех есть воображение и свое представление об этом, читатели прекрасно справятся с тем, чтобы при желании все себе представить. Но нет, многие авторы любят смаковать постельные сцены, еще и добавляя туда метафор и аллегорий, чтобы привнести в них определенную поэтичность. Наверное — поэтичность. Не знаю, зачем это еще… Как по мне, постельные сцены очень мало где получаются удачными и могут вызвать у читателя то, что призваны вызывать. Но это, разумеется, лишь моя позиция, я ее не пропагандирую.