– Стой! – попытался крикнуть я в краткий перерыв между ударами.
Дыхание сразу сбилось, в звоне клинков и звуках боя мой крик был едва ли громче комариного писка. Но я повторил попытку:
– Остановись! Брось оружие, я приказываю тебе!
Приказывать девчонке я, конечно, никакого права не имел, надежда была лишь на властные интонации старшего по возрасту человека. Но тирада моя не возымела ни малейшего действия...
– Да погоди же! – отбивая очередной опасный удар, уже не прокричал, а проревел я. – Брось саблю! Я всё объясню, дай мне возможность...
Девушка возможности мне не дала. Я еле успел уйти из-под вертикального удара, но второй, неимоверно быстрый, летел мне прямо в голову. Уже не щадя карабелы, я защитился сбивом и одновременно с этим метнул бесполезный баклер в голову «кольчуги».
Лишь на секунду она потеряла ориентацию. Сила инерции развернула ее тело, открыв на миг незащищенную спину и шею, и я рубанул по этой беззащитной шее с еле заметным бугорком позвонка.
Девушка замерла, какой-то миг я думал, что не достал ее, хотя рука чувствовала сопротивление удару, но в следующее мгновение ноги воительницы подкосились, и она рухнула ничком в истоптанную траву. Голова неестественно вывернулась, и из широкой раны хлынула кровь.
Поле боя превратилось в бойню.
Вокруг неистово рубились. Сквозь неумолчный звон клинков слышались яростные крики, хрип и стоны. Кто-то тонко заверещал вдруг на одной ноте. В бойне участвовали все, «жилеты» смешались с «кольчугами», теперь все бились против всех, каждый – против каждого. Вокруг мелькали неживые лица бойцов, искаженные бешеным оскалом и замороженными улыбками – потухшие глаза и тупая настойчивость в стремлении рубить, рвать, крошить живую плоть...
Прости меня, девочка! Видит бог, я не желал твоей смерти, но и отступить не могу! Чем виноваты эти ребята? Только тем, что сегодня на их собрание пришел я?! Как остановить это помешательство?! Хотелось выть, кататься по земле, кусаться…
Но ничего этого делать было нельзя, потому что я понял, как остановить кровопролитие – единственно правильным способом. Сейчас мне не нужны были особые условия – сосредоточенная тишина операционной или трепетный полумрак мастерской. Градус возбуждения заменил всё это.
Я отскочил от бьющихся воинов и, не покидая бранного поля, раскинул руки с окровавленным оружием. Раскинул, как будто хотел обнять всю вселенную...
* * *
Знакомый рисунок информационных линий возник перед глазами, совместился с реальной картиной боя. Изумрудный узор, живой и трепетный, принял необычные очертания. Линии противостояли, будто пытались оттолкнуть друг друга. Во время процедур я такого никогда не видел.