– Я поговорю с ней.
Он поцеловал меня и направился к Заре. Но Десмонд не двинулся с места, на лице его читалось легкое недоумение.
– Я чего-то не понимаю? – спросил он тихим голосом.
– Ты ничего не понимаешь.
– Я понимаю, что вы будете тосковать, но мы о ней позаботимся. С ней все будет хорошо.
– Не будет.
– Майя…
– Молчи. Ничего ты не понимаешь. Хотя следовало бы – ты видел достаточно. Я-то все понимаю. Поэтому не говори мне, что с ней все будет хорошо. Сейчас я ничего не хочу слышать от тебя.
Эвери был старшим из сыновей, но преемником Садовника в определенном отношении можно было считать Десмонда.
И в скором времени нам предстояло узнать, в какой мере он был сыном своего отца.
Я оглянулась на Зару, но Садовник загораживал ее. Не обратив внимания на оскорбленный взгляд Десмонда, я вышла в коридор.
Я отнесла поднос на кухню и со злорадным удовольствием послушала, как шмыгает носом Лоррейн, посмотрела на ее коротко подрезанный хвостик. Некоторые из девочек приглашали меня к себе, но я отказывалась. Я вернулась в свою комнату, и где-то через полчаса опустились стены. Состояние Зары не позволяло переспать с ней напоследок. К тому же с ними был Десмонд. Я свернулась на кровати, открыла книгу и стала читать заметки на полях. И познакомилась поближе с Фелисити Фаррингтон.
Было около трех часов утра, когда стена перед моей комнатой начала подниматься. Только эта секция – если заглянуть сквозь витрины в комнату Изры или Маренки и как следует присмотреться, можно было увидеть, что другие секции остались на месте. Мы так давно не видели этих мертвых тел, даже странно и приятно было открывать глаза. Я заложила книгу пальцем, готовая увидеть пред собой Садовника: одна рука на пряжке ремня, глаза горят от возбуждения…
Но это оказался Десмонд. Ужас и страдание застыли в его бледно-зеленых глазах. Таким я не видела его уже несколько месяцев. Он оперся рукой о стеклянную стену, чтобы сохранить равновесие, но колени у него дрожали и подгибались.
Я закрыла книгу и поставила ее на полку. Потом села на кровати.
Десмонд сделал несколько нетвердых шагов, вошел в комнату и упал на колени. Затем закрыл лицо руками, вздрогнул и уставился на свои ладони, словно они ему не принадлежали. Его била дрожь, он согнулся пополам и прижался лбом к металлическому полу. От него шел тот тошнотворный химический запах, какой я чувствовала всякий раз, когда бывала рядом с жимолостью возле выхода.
Прошло минут десять, прежде чем Десмонд сумел что-то выговорить, но и тогда голос у него дрожал и срывался.
– Он обещал, что позаботится о ней.