. – Он подается вперед, опершись о край стола. – Подозреваемые в плохом состоянии. Неизвестно, переживут ли они эту ночь. Возможно, это наш единственный шанс получить представление о произошедшем.
– Если она говорит правду.
– В общем-то, пока не лгала.
– Откуда нам знать. Люди с поддельными документами не внушают мне доверия.
– Она объяснила причину. Возможно, это правда.
– Тем не менее это незаконно. Я ей не доверяю.
– Дай ей время. И это даст время нам. Остальные девушки оправятся настолько, что смогут ответить на вопросы. Чем дольше мы держим ее здесь, тем выше шансы, что заговорят другие.
Эддисон хмурится, но кивает.
– С ней непросто.
– Кто-то ломается и живет с этим. А кто-то вновь собирает себя по кусочкам и при этом не скрывает шрамов.
Эддисон закатывает глаза и сгребает удостоверения обратно в пакет. Потом аккуратно собирает все в стопку и кладет вровень с краем стола.
– Мы тридцать шесть часов на ногах. Нам нужно поспать.
– Да…
– Так что же с ней делать? Нельзя допустить, чтобы она снова скрылась. А если мы вернем ее в больницу и сенатор узнает про нее…
– Останется здесь. Раздобудем пару одеял, может, найдется раскладушка. А утром продолжим.
– По-твоему, это хорошая идея?
– Все лучше, чем позволить ей уйти. Если оставить ее здесь, а не помещать в камеру, допрос не будет прерван. Даже сенатор Кингсли не сможет вмешаться.
– Думаешь, на это можно рассчитывать? – Эддисон собирает контейнеры от еды и запихивает все в бумажный пакет, пока бумага не рвется, после чего направляется к двери. – Раздобуду раскладушку.
Эддисон распахивает дверь, и навстречу ему входят Инара с Ивонной. Он хмурится и уходит. Ивонна кивает Виктору и возвращается в наблюдательную.
– До чего же он милый, – сухо подмечает Инара и садится на свое место. Она смыла с лица копоть и грязь и собрала волосы в опрятный пучок.
– У него свои сильные стороны.
– Только не говорите, что умение ладить с пострадавшими из их числа.
– Ему ближе работа с подозреваемыми, – добавляет Виктор и заставляет ее улыбнуться. Он ищет, чем бы занять руки, но Эддисон в своей дотошности убрал все со стола. – Расскажите о жизни в Саду.
– То есть?
– Повседневная жизнь, когда не происходило ничего необычного. Как это было?
– Тоска смертная.
Виктор потирает переносицу.
* * *
Серьезно, было чертовски скучно.
Как правило, в Саду насчитывалось от двадцати до двадцати пяти девушек. Не считая Лоррейн. С какой стати нам считать ее одной из нас? Если Садовник был в городе, то «навещал» по меньшей мере одну из нас. Иногда двоих или троих, если не работал и не проводил время с семьей. То есть, он не мог в одну неделю провести время со всеми. После того, что Эвери сделал со мной и Жизель, ему разрешалось приходить в Сад лишь раз в неделю, и только под надзором отца. Хотя Эвери при любой возможности нарушал запрет, да и продлилось это недолго.