и ее могиле в королевстве у моря.
Не думаю, что ангелы мне завидовали.
* * *
Удивительно, до чего долго она может отвечать на вопрос, в сущности, не отвечая на него. Виктору хочется взять и отвести ее прямиком в зал суда, и посмотреть, как адвокаты с обеих сторон в отчаянии будут рвать на себе волосы. Если и кажется, что Инара рассказывает о чем-то, – то неизменно уходит от темы, о чем-то вспоминает и едва касается главного. Если спросить ее про парня, она начинает отвечать – или Виктору так кажется, – но под конец говорит уже совсем о другом. Да, адвокаты возненавидят ее. Виктор отбрасывает эту мысль, берет из стопки фотографию Десмонда и кладет на стол прямо перед ней.
Сначала Инара отводит глаза, смотрит в зеркало, потом на пол, на свои обожженные руки. В конце концов тяжело вздыхает и переводит взгляд на фотографию. Осторожно берет ее за краешек и рассматривает увеличенный снимок с его водительских прав. Глянцевое фото дрожит у нее в руке, но никто не придает этому значения.
– Постепенно привыкаешь к происходящему, – произносит она задумчиво. – Даже когда появляется новая девушка, это становится привычным, этого ждешь после чьей-нибудь смерти. А потом все внезапно меняется.
– Когда?
– Ровно полгода назад. Через несколько дней после того случая с Эвитой.
* * *
Может, все дело в том, что Эвита была из тех людей, которых невозможно не любить. Или потому, что это был несчастный случай и мы не были готовы к чему-то такому. А может, всему виной откровенная реакция Садовника.
Что бы там ни было, но после смерти Эвиты в Саду отовсюду веяло отчаянием. Девушки в большинстве своем сидели в своих комнатах, и Лоррейн приходилось разносить еду на подносах. Господи, как же она нервничала при этом… Конечно, настроение у нее было под стать нашему, но по другой причине. Мы оплакивали Эвиту. Она оплакивала еще одно место под стеклом, занятое другой девушкой.
Больная.
Ночью, не в силах вынести тишины и замкнутого пространства, я вышла из комнаты. До выходных еще долго, так что можно было не опасаться, что меня кто-то увидит или стены внезапно опустятся. Я могла всю ночь бродить по Саду, и ничто не могло помешать мне. Иногда иллюзия свободы и выбора тягостнее неволи.
Конечно, Садовник мог разыскать меня, если б захотел. Но в ту ночь он был с другой.
По ночам в Саду было довольно тихо. Конечно, постоянно шумел водопад, журчал ручей, гудели различные механизмы, нагнетался воздух. Иногда слышно было, как всхлипывают в своих комнатах девушки. Но, по сравнению с дневным шумом, было достаточно тихо. Я взяла книгу и фонарик, поднялась на вершину скалы и устроилась на крупном булыжнике. Я называла его Утесом для солнечных ванн.