- Ты знаешь, - начал я, - Спиридон Иннокентьевич - это отец Кристепа - обещал научить меня охотиться. Буду уток тебе приносить, гусей, диких гусей... Только не сейчас а весной, когда они с юга полетят к родным гнездовьям. Кристеп говорил, ох и много их весной бывает! С одного выстрела по три, по четыре утки запросто снимают.
Мама кивнула. Она плохо слушала. Какая-то была не такая, как всегда. Может, у неё опять трудный больной - тяжёлый случай, как она говорит. Что это, в самом деле! В больнице она и без того много времени проводит, а теперь ещё и дома будет думать о том же самом, не видеть меня и не слышать. Как будто это не я сижу напротив и про разное ей говорю!
Я замолчал, больше ни слова не сказал. Но мама на это не обратила никакого внимания. Выходит, я зря обижался? Сказать ей про двойку? Она тогда так же будет сидеть и смотреть в окно, словно там что-то можно увидеть в черноте. Да, можно сейчас... Всё равно уже поздно и я никуда не собираюсь идти.
Мама встала из-за стола, надела клеёнчатый пёстрый фартук и принялась мыть посуду в большой зелёной миске с белыми крапинками. Я покачался немного на стуле и решил, что теперь самое время, если уж начинать...
- Я вчера двойку получил, - сказал я и перестал раскачиваться. Двойку по этой несчастной арифметике.
Она с размаху опустила чайную чашку в миску, чуть не разбила, и мокрые руки засунула в карманы фартука. Ага, теперь-то услыхала, о чём я говорю!
- Вот это мило! За что же двойку?
- Я у доски не мог решить задачу про отца, сына и дочь, которые белые грибы собирали, только белые, а все другие пропускали... Вера Петровна мне и поставила в журнал, а я сперва думал, она не поставит.
- Так вот для чего ты завёл речь, что здесь труднее, чем в Москве, учиться!
Она, выходит, кое-что всё же слышала. А сейчас начнёт про то, как она сама училась в школе, как хорошо задачи решала и по всем, по всем предметам получала одни пятёрки. У всех ребят, у тех, кого я знаю, родители очень хорошо учились, когда ходили в школу.
Но она только головой покачала и сказала:
- Ох, Женя, Женя...
Я приготовился долго её слушать и потому очень удивился, что всё так обошлось.
Пока не поздно, пока она не передумала, надо ложиться.
Мама заставляла меня ещё горячего молока выпить, хотя мы недавно ужинали, но я не стал.
Я разделся и лёг в кровать.
Заснул не сразу. Отвернулся к стене и думал: что такое сегодня случилось с мамой, просто невозможно понять?! Что она там сейчас делает, почему тихо в комнате?..
Мама одетая лежала на своей тахте, в руках держала раскрытую книгу. Но она не читала, потому что ни разу не перевернула страницы. Когда заметила, что я на неё смотрю, встала с тахты и пересела ко мне на кровать.