Мама спросила у него про неприятности, потому что не знает... А я же слышал всё, и дядя Федя мне объяснял, когда я был там, у него в экспедиции. И времени они нисколько не потеряют, и прямой дорогой выйдут на озеро... Оно называется... Ытык-Кюёль - вот как!
Дядя Федя не хотел, чтобы мама ехала его провожать: она же устала. Но она захотела поехать, и мы все втроём его провожали: мама, Кристеп и я. За нами из гаража пришла машина, та самая, на которой мы ездили в Хара-Сайялык и "Хотугу сулус". Только шофёр был другой, незнакомый, а тот, наверно, отдыхал с дороги.
Большой зеленоватый самолёт уже прилетел из Якутска: он стоял на поле, напротив вокзального домика. Самолёт ждал пассажиров, и ещё лётчики отдыхали перед обратной дорогой: сидели в буфете и пили чай с бутербродами.
К самолёту нас никто не пустил бы, прощались мы в зале ожидания, откуда выходят на посадку.
- Дядя Федя, а мы пойдём на охоту на зайцев? - спросил я. - Вы обещали, помните?
- Помню. Конечно, пойдём, - ответил он. - Вот я послезавтра вернусь, и в следующее воскресенье прямо с утра отправимся. Готовь, Кристеп, свою "тозовку". Я тут знаю хорошие места: там очень много всегда бывает зайцев. Мама приготовит отличное жаркое.
На прощание он её поцеловал.
- Смотри, пожалуйста, больше не пропадай, - сказал он ей. - Ты следи за ней, Женя, в оба глаза. Остаёшься в доме за главного мужчину.
Он и меня поцеловал, а Кристепу пожал руку.
В окно было видно, как дядя Федя с небольшим чемоданчиком в руках поднялся по крутой лесенке в самолёт и обернулся: махнул нам шапкой. Хоть и не мог оттуда разглядеть нас, но знал, что мы следим за ним.
Лесенку откатили - она на колёсах, дверь плотно захлопнулась изнутри, и стали вращаться два больших винта, завихрился снег. Настоящая вьюга поднялась возле самолёта.
- А он... не упадёт? - спросил я у мамы.
- Что ты, что ты! - замахала она руками. - Как он может упасть? Лётчики здесь опытные, и механики опытные.
Самолёт побежал по полю, оторвался от земли и скрылся в облаках. А мы вернулись домой.
Мама принялась готовить обед.
У неё оставался ещё большой кусок медвежатины. Он был тёмно-красный; если не присмотреться, то просто чёрным мог показаться; и замёрзший, твёрдый как камень. Но в комнате, в кастрюле на плите, быстро оттаял. Мама привернула к столу мясорубку: она хотела пожарить котлеты.
Так ему и надо, этому медведю! Не шатался бы по тайге, а спал бы в берлоге, и ничего бы с ним не случилось: весной спокойно бы проснулся и гулял...
Кристеп и я договаривались с Олей и Костей встретиться в четыре часа: пойти походить на лыжах, пока можно. А времени до четырёх оставалось много.