Стоитъ градъ, а в градЪ гора стоитъ на четырех холмЪхъ, а верху горы поле чистое, а на полЪ цветы прекрасные, а около ихъ пчелы ярые. Толкъ: Градъ — изба, а гора — столъ, а поле — скатерть, цвЪты — яди различные, а пчелы — люди.
Въ тепломъ царствЪ стоитъ пещера каменная, а въ пещерЪ лютый змій лежитъ, и какъ бываетъ въ царствЪ томъ стужа, змій раскручинится, и начнетъ у него изо рта пламень огненный исходити, и изъ ушей — кудрявъ дымъ метатися, а изъ очей — искры сыплются. Толкъ: теплое царство — изба, а пещера каменная — печь кирпичная, а земля — дрова горятъ изнутри до вечера.
Стоит гора на дву холмЪхъ, среди горы кладязь глубокъ, на верху горы лежатъ два камени самоцветные, а над ними два лютые льва. Толкъ: Гора — человекъ на двухъ ногахъ стоитъ, а каменіе — очи ясныя, а львы лютые — брови черныя, а кладязь — гортань и чрево.
Егда земля начнет горЪти и выгоритъ 1000 лакотъ въ глубину, и не будетъ горъ, а будутъ четыре вЪтры сошлет Богъ: востокъ, сЪверъ, югъ, западъ, и развЪют всю скверну на земли, и будетъ земля чиста, яко дЪвица нескверная, и убЪлится яко трапеза и возопіегь земля къ Богу...»
Какие наивные вещи переписывали в то время люди. И что за охота! Чувствуя неодолимую скуку, он поворошил бумаги — так муторно разбирать их! Душа совсем не жаждала знать о прошлом, о канувших в лету неведомых предках; душа поглощена была сегодняшним, устремлена в завтрашний день. Эка невидаль эти выцветшие, никому не нужные бумажки! Смысла в этих примитивных толкованиях — на грош! Да, пусть и о нем так же будут думать его потомки — пусть! Он их поймет: что-то происходит во Вселенной, время сжимается, жизнь ускоряется, надо делать дело — не до сантиментов! Людей становится все больше — где уж до отдельно взятой личности! Обстоятельствами жизни, системами мировоззрений, условиями экономики люди все круче группируются в какие-то колоссальные блоки, все дальше и дальше расходятся во взглядах на личность, свободу, права и обязанности человека. Нелепо рыться в архивной пыли и пытаться понять, как жили предки. Да и чего там понимать — вот образцы их миропонимания: «гора на дву холмЪхъ» или как там: «стоитъ пещера каменная, въ пещере лютый змій». Чего тут изучать? Примитив!
Он с раздражением отшвырнул папку. Времени еще было больше часа — никогда прежде не испытывал он такой томительной тоски. С полок многоэтажных стеллажей на него смотрели корешки книг — Достоевский, Фолкнер, Чапек, Франс, Лев Толстой, Томас Манн, Диккенс... Читано-перечитано дважды, а некоторые вещи и по три раза, к примеру, Фолкнер. Немотивированная жестокость злодеев-ублюдков, пронзительная беззащитность слабых и отверженных перед немилосердным роком — как все это ничтожно по сравнению с тем, что надвигается на многострадальное человечество! Есть ли у людей ясность на этот счет? И чем могут помочь тут классики? Все-таки, несмотря на весь свой реализм, они оставались романтиками.