— Свежая...— пробормотала Томка.— Кому бы это?
— Андрюха Чиликин рыл,— сказал Петька.— Спьяна лишнюю отрыл...
Николай смотрел в черное зево, разверзшееся у самых ног, и у него кружилась голова. «Значит, я не волен поступать так, как велит рассудок,— подумал он.— Это что-то новое...» Какая-то странная морока удерживала его в этой компании, на этой печальной луговине, и не было сил сделать шаг, уйти, стряхнуть с себя эту мороку. Они стояли молчаливым кружком над свежей могилой, и запах сырой земли манил к себе, усыплял, лишал воли.
— Не завидую тому, кто сюда попадет,— сказал Петька.
Томка хихикнула, смех ее перешел в долгий прерывистый всхлип. Она вдруг опустилась на колени. Парень, стоявший с нею, отпрянул, шарахнулись и другие. Томка ткнулась лицом в земляной холмик и разрыдалась. Николай почувствовал, как зябкий холодок пробежал по спине, вздыбились волосы, но он пересилил страх, склонился над Томкой, пошлепал ее по щеке, встряхнул. Томка поднялась, размазывая слезы и грязь, поплелась, покачиваясь между могил, к роще. Николай махнул остальным и заспешил вслед за Томкой. Через рощу они прошли тихо, пришибленно, пугаюсь малейшего шороха. Быстро загрузились в машину, и Николай резко взял с места.
На развилке он остановился. Притихшая компания вылезла, двинулась пешком в сторону Камышинки. Николай поехал на полигон.
4
Поездка на кладбище настолько взвинтила его, что он решил сейчас же, не откладывая в долгий ящик, проверить, как будет влиять труба на него самого, чтобы не сомневаться и не подвергать риску других.
Подрулив к часовенке, он отомкнул ключиком, который извлек из-под настила, замок на дверях в часовню, включил установку, пульт и, не мешкая, запустил «самовар» в работу. Что-то важное, тяжелое ворочалось в его мозгу, но никак не оформлялось в мысль, и это мучило, тревожило, вызывало досаду. Что- то с ним происходило в последнее время — из ряда вон выходящее. Какие-то мощные силы решили испытать его на прочность. Ха, если бы на прочность! Нет, не на прочность испытывала его судьба, а на что-то другое. Искус был иной... Последние полгода он жил в ожидании каких-то великих событий, в предвкушении крутых поворотов в жизни, и это ощущение связывалось не только с «самоваром»... Если и ожидал его праздник, то какой-то тревожный, если и ожидали великие события, то не только радостные. А сейчас его не отпускало чувство, что нынешней ночью на кладбище узнал о себе нечто важное, может быть, самое главное, а что — не мог понять. Мысль ускользала, едва пытался зацепиться за нее...