- Однако мне не нравится поведение Блюхера, - Барклай де Толли был, напротив, изрядно мрачен. - Если бы он хотел принять участие в разгроме и отделаться малой кровью, то пора бы и атаковать. Хотя бы пустить знаменитых своих гусар и рейнскую конницу на бегущих цесарцев. Получился бы идеальный вариант. И в битве поучаствовали, и потерь бы практически не понесли.
- Бросьте, генерал-лейтенант, свой пессимизм, - усмехнулся Бонапарт. - Он излишен.
Однако пессимизм Барклая де Толли был вполне оправдан. Не прошло и пяти минут с того момента, как я вернулся на штабной холм и доложил о себе, как с левого фланга примчался окровавленный кирасир в прорубленной кирасе. Белый колет его был залит кровью и покрыт пороховой гарью.
- Господа, - обратился он к Бонапарту и Барклаю, - пруссаки предали нас. Немецкая кавалерия ударила в тыл нам на левом фланге. Кирасиры пруссаков и баварские драгуны атаковали наши порядки. Полки отступают, неся потери и ведя огонь, но уже на подходе прусская и рейнская пехота.
- Поддерживайте пехоту, - приказал Барклай де Толли, опережая Бонапарта. - Не давайте врагу подойти на дистанцию выстрела. В землю лягте, кровью изойдите, но спасите мне пехоту! Я отправлю вам на помощь все кавалерийские резервы, что у нас есть.
- Есть! - ответил кирасир и умчался обратно.
- Вы легко распоряжаетесь нашими войсками, - сказал ему Бонапарт. - Недавно отчитывали своего адъютанта, а теперь, похоже, сами забылись.
- Прошу простить, - ответил Барклай де Толли, - я, действительно, несколько забылся. Видимо, слишком привык командовать.
Бонапарт на эту реплику только улыбнулся, однако приказ своему конному резерву отдал.
В бой бросили всех. Драгун, отступивших после сокрушительного удара, улан, гусар и казаков, ещё недавно преследовавших бегущего врага, резервы кирасир, французских карабинеров и конных гренадеров. Они сцепились с немецкой тяжёлой конницей, отогнали их от истощённых солдат, встали заслоном на пути прусской и рейнской пехоты. Я видел, что они, на самом деле, исходят кровью, давая отступить солдатам, смертельно уставшим от долгого боя, понесшим тяжёлые потери, укрыться за заградительным огнём наших батарей.
Казалось, этой битве не будет конца. Конница дралась с врагом насмерть, противостоя кавалерии и пехоте одновременно. Но вот, наконец, запели полковые и эскадронные трубы, "единороги" и тяжёлая артиллерия Бонапарта открыла заградительный огонь, с немалым риском стреляя по немцам через головы своей же кавалерии. Тяжёлые ядра косили пруссаков и рейнцев, взрывы пороховых гранат пугали лошадей, поле снова затянул сизый дым, под прикрытием которого наша конница, то, что от неё осталось, отступила.