- Благодарю вас, есаул, - хрипло произнёс Ахромеев, раны его частично открылись, и сюртук пятнала кровь. - Вы спасли нас.
- Чёрт возьми! - воскликнул командир сотни, которого перевязывал один из казаков, взявший на себя обязанности лекаря. - Да вы русские! Прав ты был, Мурлычёв! Эти люди - наши друзья!
- А кто этот человек во вражеском мундире? - поинтересовался подъесаул Мурлычёв, человек, видимо, по природе своей изрядно недоверчивый.
- Штабс-капитан Суворов, - отдал честь я, - Полоцкий пехотный. Вражеский мундир надел вынуждено.
Мурлычёв, по всей видимости, мне совершенно не поверил, однако Ахромеев вымучено усмехнулся, глядя на него исподлобья.
- Я чиновник тайной канцелярии, - сказал он, - и в гарнизоне доложусь своим коллегам. Меня уже ждут.
- Тогда поспешим, - подкрутил усы есаул Рогожкин, тот самый командир казаков. - Я должен, как можно скорей доложить об этом инциденте.
Дорога до гарнизона заняла меньше двух часов. Ахромеева там, действительно, ждали. Сначала всех нас усадили писать рапорты о произошедшем в Пруссии, причём к неграмотным солдатам моим приставили по специальному мелкому чиновнику, который записывал всё, что они рассказывали слово в слово. И если гренадер и Кмита отправили обратно в полк, то нас с Фрезэром забрал с собой Ахромеев.
- Не бойтесь, господа, - усмехнулся майор. - На войну ещё успеете. Она не скоро будет.
Он привёз нас в виленскую тайную канцелярию и, хотя до казарм нашего полка было рукой подать, дорога туда нам была заказана. Таков был приказ. Положение наше немало напоминало заключение или же домашний арест, что нравилось мне всё меньше. Каждый день, проведённый в комнате на третьем этаже особняка, с окном, забранным решёткой, казался мне веком. Общались мы, в основном, за обедом и ужином, остальное время проводили в библиотеке или фехтовальном зале. Последний был, к слову, весьма убог - в стойке красовались пять старых рапир, пол неровный и даже манекена для отработки приёмов нет. Зато библиотека оказалась выше всех похвал. Она занимала вдвое больше места, чем фехтовальный зал, стенные шкафы тянулись ввысь на добрых полдюжины саженей - перекрытий здесь не было, и чтобы добраться до самого верха приходилось взбираться на лестницы, вроде осадных. Меня весьма забавляла привычка Фрезэра забираться на самый верх в поисках нужной книги, да так и оставаться сидеть там, увлекшись ею, рискуя сыграть с изрядной высоты.
На третий день такого заключения нас вызвал к себе граф Черкасов.
Кабинет графа, казалось, перекочевал в Вильно из Парижа. Те же цвета, обивка стен, шкафы с книгами, стол, за которым сидит его хозяин, только что пистолета не хватает. И Черкасов не изменился ни на йоту. Как и прежде, он обходился без приветствий и сразу перешёл к делу.