В тот вечер я с этим “нашим человеком” поговорил по душам и посоветовал ему не зачищать запись в кадастре, а передать эти данные в прессу. Не знаю, последовал ли он моему совету, и каким образом они попали к корреспонденту московской “Новой газеты” Роману Анину, но статья на эту тему там появилась[94]. Скандал был страшный и, естественно, подозрение пало на меня, так как я все это должен был “зачистить”, но не сумел. А не сумел, значит не захотел. Ну и наговорил я “нашему человеку” такое, что меня, как очевидно, сочли опасным. После этой истории одно время все было тихо. Но я заметил, что на мои сообщения весьма важного характера как-то неохотно реагируют. А потом началось — то кто-то нагло подрежет на дороге, то какие-то типы уголовной внешности мотаются у нашего дома. А перед Рождеством раздался первый выстрел. За ним второй. Думаю, что все это плохо кончится.
Я тебе рассказал все это, чтобы ты знал, куда ветер дует. Власть в России взяли те самые господа, которые погубили Советский Союз и после его развала нажили себе чудовищные богатства. Речь идет о хорошо законспирированных личных счетах на десятки миллиардов долларов, которые они умудряются размещать даже в Америке. Конечно, рано или поздно, справедливость восторжествует, и вся эта нечисть понесет заслуженную кару. Но я в этом участвовать не хочу. Для себя я решил, что идти искать справедливости к тем, против кого я столько лет работал в разведке, я не имею права — не позволит память об отце и забота о твоем и своем честном имени. Будь что будет. Я хотел бы, конечно, чтобы мои опасения были напрасными. Но если случится худшее, не суди меня строго, сынок. Береги мать — она совсем к этой жизни не приспособлена — и себя. Прости, что поставил тебя на эту стезю. Теперь выбирай сам, оставаться ли на ней. Если придется хоронить меня, то, пожалуйста, по православному обычаю. Тут в Майами есть одна церквушка…»
Изображение на диске как-то сразу смазалось после этих слов, и голос отца погас. Андрей еще раз посмотрел полицейский протокол: «Поднимался по встречной полосе, обогнав медленно шедшую в гору машину, водитель которой… такой-то… это подтверждает». «Гора в Майами одна, — подумал Андрей. — «Сахарная голова» высотой 95 метров над уровнем моря. Это даже не холм. А грузовик с нее спускался на бешеной скорости — 120 км. в час. А водителя грузовика так и не нашли. Неужели отца действительно убили «свои»? Жизнь положу, но правду узнаю».
Он положил диск обратно в сову-тайник. В тот же день Андрей заехал в Церковь Святого Князя Владимира на 46-й авеню, рядом с главной западно-восточной улицей Майами Flagler Street. Она оказалась очень похожей своими белыми стенами и синим куполом на кладбищенскую церквушку при Русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, где похоронили бабушку. И в Майами храм также основали русские эмигранты, но не после революции, а вскоре после Второй мировой. Только здесь рядом с храмом вместо березки выросло оливковое дерево. Настоятель храма — американец Даниил Маккензи, перешедший в православие из католичества, встретил его радушно, помог поставить свечки за упокой у Святого Распятия и рассказал, как будет проходить отпевание. Андрей оплатил все заранее и через день привез гроб с телом отца в эту церковь.