— Какая разница? — я начинал нервничать. — Сейчас она часть стаи Дармун, и остальное не имеет значения.
— А может, потому что она никогда ее не имела? — Ариша отступила на шаг от меня, убирая руки, видимо почувствовав мое волнение.
На ее лице возникло брезгливое выражение, и она оттолкнула меня с враждебным видом. И я снова разочаровался, понимая, что целью нашей встречи было вовсе не поддержать меня в трудный момент, а стремление выпытать все. То ли хотела подтвердить для себя ширящиеся слухи, то ли думала, что опровергнет их.
— Кто твоя мать, Рэйм? — требовательно повторила она.
— Волчица, — стиснув зубы, прорычал я.
— Кто ее родная стая? — высокомерно спросила она. — Если тебе нечего сказать на это, то я догадываюсь каковы ответы.
Чего было таить, если у нее и так имелись ответы на поставленные вопросы. Кто-то успел об этом позаботиться.
— Что же ты хочешь от меня услышать? — холодно спросил я. — Что она — человек? Или что я полукровка?
— Я хочу знать правду, — сказала Ариша, вздернув подбородок. — Потому что, если твоя мать появилась из неоткуда, то она — человек. И это означает только одно: ты безродный, и не можешь быть чистокровным волком. А значит, недостоин быть рядом со мной.
Это ранило больнее, чем отказ общаться при первой встрече. Тогда она просто ушла, а сейчас оскорбляла прямо в лицо. Но я не собирался отрицать свое происхождение и стыдиться своей семьи. Рано или поздно они узнают об этом.
— Сказать тебе правду? — рыкнул я, шагнув к ней и нависнув с разгневанным видом. – Да, моя мать была человеком, но она заслужила право стать волчицей, данное ей нашим божеством — Звериным Богом! И я — чистокровный волк! Почище других буду!
Смотря на меня, Ариша раскрыла рот от удивления. Она, без сомнения, была шокирована, явно не ожидая такого заявления от меня в подтверждение своих догадок. И мне трудно было судить в этот момент, как она это восприняла — в мою пользу или нет. Я сам разнервничался настолько, что мог натворить невесть каких глупостей.
Девушка отступила от меня на шаг, отмахнувшись рукой. Если прежде в ее золотистых глазах я замечал только сомнение, то сейчас вспыхнуло глубокое презрение.
— Больше не приближайся ко мне, — прошептала она, пятясь. — Слышишь? Не смей подходить ко мне больше.
Я понял, что это полный и безоговорочный разрыв. Конец всем нашим отношениям.
— Ну и катись, — прошипел я, свирепея от обиды.
Взять вот так просто отмести все, что объединяло нас, будто ничего и не было. Даже не попытавшись понять и поддержать. А ведь я сам ее выбрал. И она так гордилась, что я предпочел ее другим. Радовалась тому, как завидовали ей остальные.