— Да. Красную грязь какую-то… Тхакана, что ли? — неуверенно произносит тетя Даша.
«Тху-кан, Тху-кан», — звучит как перестук поезда. Снова она о том же. Может, в прощальной просьбе Ло есть смысл?
Терзаю интернет-поисковики и знакомых, но нет, о Тхукане не слышал никто.
В день, когда на Асцигусе зацвели сливнянки, тетя Даша долго не подходила к экрану связи.
— Умерла твоя Ло, не уберегли. А я снова без работы. Прилетай.
Вот и все.
Первое, что я услышал, вернувшись на базу:
— Сороковой, снимаемся. Надо забросить груз в одно местечко.
— Третий, мне домой нужно. У меня близкий человек умер.
Я не хотел видеть Ло мертвой. Но и бросить ее сейчас я не мог. Раньше надо было.
— Не обсуждается. Вылет через час.
— Куда? — спросил я, решив, что все равно вернусь домой. Плевал я на приказы.
И не верю услышанному:
— На Тхукан.
Краски тут совсем как на Земле, только ярче, словно создатель планеты поработал акрилом. Но рассматривать некогда: остановка — всего ничего, свободного времени — полчаса.
— Что за срочность? Разгрузиться хоть успеем?
Координатор пожал плечами.
— Успеем. На Тхукане всегда так.
Всегда?
…Времени нет, и я без предисловий спрашиваю у таможенницы:
— Где я могу найти красную грязь? Просили привезти.
— Соболезную, — девушка проводит пальцем мне поперек лба. От неожиданности слегка отшатываюсь.
Однако.
— Так что с грязью?
— Красной грязи не существует. Это такой оборот речи. Как земное «отойти в мир иной».
Черт. Так Ло со мной просто прощалась? Достаю из кармана кулон на цепочке, глажу пальцем. Какой же я идиот…
На что убить сразу ставшие ненужными полчаса? Решить не дает субчик с бегающими глазками — кажется, я уже видел его у таможни.
— Ты красную грязь спрашивал? Выходи во двор, за контейнер.
Бред. Но что мне терять? Иду.
— Много не дам. — предупреждает «бегающий». — Добыча-то запрещена, так что учти, грязь ворованная. Ты, часом, не из чистоплюев?
— Нет, — отвечаю я, не понимая ровным счетом ничего. — Что вы за нее хотите? За… за грязь. Земные деньги тут, конечно, не в ходу…
— Деньги не в ходу, шарики в ходу. За кулон отдам, — тычет он пальцем мне в грудь. — Хороший шарик, на такой год жить можно. Если знать, кому отдать.
Абориген, спохватываясь, дает понять, что я-то точно не знаю. И он — мой единственный шанс на выгодную сделку.
— Времени у тебя нет, а в космопорту один я по грязи работаю. А второй раз к нам могут и не послать.
— Нет. Это память о… жене.
— Умерла? — понимающе кивает мужичок. — Конечно, как бы она жила без шарика? Это как без души. Без него ты уже не человек, а так, оболочка. Их просто так не отдают — и про грязь не треплются. Жена-то с Тхукана была? А ты с Земли? Вот занесло девку!.. Потому и померла — наши у вас не приживаются. Тускло там у вас. Всей радости, что дождь идет.