– Когда я от вас отбыл, Симон, я полностью собирался отправиться на соляные копи. Так велело мне сердце. «Прими наказание как мужчина», – сказало мое сердце. Но проистекли другие обстоятельства. «Проистекли» – хорошее слово. Другие обстоятельства заставили обратить на себя внимание. И поэтому нет. Я на самом деле на соляных копях не был – пока. Прости, Давид. Я тебя подвел. Я сказал тебе, что поеду, а сам не поехал… Правда вот в чем: я угрюмствовал, Симон. Темное для меня было время – угрюмствовать над своей судьбою. Я с потрясением обнаружил, что нет во мне на самом-то деле того, чтоб принять положенное мне, а именно – срок в соляных копях. Потрясение. Замешано мое мужество. Будь я мужчиной, настоящим мужчиной, я бы отправился, сомнений никаких. Но я не был мужчиной, как выяснилось. Недотянул до мужчины. Я был трус. Вот с чем пришлось мне столкнуться. Убийца, а сверх этого еще и трус. Можно ль винить меня, что я расстроился?
С него, Симона, довольно.
– Пойдем, Давид, – говорит он. И затем, Дмитрию: – Предупреждаю: я собираюсь звонить в полицию.
Он почти ожидает от мальчика протеста. Но нет: глянув на Дмитрия, мальчик идет за ним.
– На воре шапка горит, – кричит Дмитрий им вслед. – Я видел, как ты смотрел на Ану Магдалену, Симон! Ты тоже ее вожделел, да только мужчины в тебе мало для нее!
Посреди залитой дождем улицы, утомленный, он оборачивается и встречает тираду Дмитрия.
– Давай! Звони в свою драгоценную полицию! И ты туда же, Давид: я о тебе думал лучше, вот правда. Я думал, ты стойкий солдатик. Но нет, оказывается, ты у них под пятой – у этой холодной суки Инес и этого бумажного человека. Они тебя будут мамкать и папкать, пока от тебя ничего не останется, кроме тени. Иди! Делай что хочешь!
Словно напитавшись силой от их молчания, Дмитрий выскакивает из-под навеса у лавки и, держа пальто высоко над головой, словно парус, шагает обратно к Академии.
– Что он собирается делать, Симон? – шепчет мальчик. – Убивать сеньора Арройо?
– Понятия не имею. Человек безумен. К счастью, в доме никого нет, все ушли в Институт.
Хоть он и жмет на педали изо всех сил, приезжают они на лекцию с опозданием. Стараясь не шуметь, они с мальчиком усаживаются, промокшие, в заднем ряду.
– Темная фигура – Метрос, – говорит Морено. – И, как его собрат Прометей, вестник огня, – возможно, единственная мифическая фигура. Тем не менее появление Метроса отмечает поворотную точку в человеческой истории: миг, когда мы все вместе отказались от старого способа понимания мира – бездумного, животного способа, когда мы оставили как бесплодное стремление постигать вещи в себе и начали рассматривать мир через мерности его. Сосредоточив взгляд на переменах в метронах, мы сделали возможным для себя открывать новые законы – законы, которым обязаны подчиняться даже небесные тела.