— Ваш дом, полковник. Сторожа зовут Федор. Телефон работает, холодильник и телевизор в порядке. Машина заправлена, стоит в гараже.
— Спасибо, Левый, — увидев отметину над бровью парня, сказал Гуров. — Ты ловко разговариваешь, странно, что все время молчишь.
— Я не женщина, — ответил охранник. — Дорогу в город найдете?
— Спасибо. Полагаешь, меня убьют?
— Вы настоящий мужчина, полковник. Но жизнь у вас только одна. — Охранник сел в машину к брату, и они уехали.
Станислав сидел в небольшом служебном кабинете, ничем не отличавшемся от сотен других, в которых сыщику приходилось работать в своей жизни.
Одно окно, возле него канцелярский стол, шаткий стул, в углу обшарпанный сейф, еще два стула, продавленный диван, фанерный шкаф — вот, пожалуй, и все. На столе перед полковником лежали несколько изрядно замызганных папок. На стуле напротив сидел начальник уголовного розыска управления, усталый, небритый, плохо одетый мужчина лет сорока.
— Сколько лет в розыске, Семен Кириллович? — спросил Станислав.
— Да, считай… — майор задумался, шевельнул губами, — лет восемнадцать, господин полковник.
— Сыщик, значит, мне повезло, не надо на пальцах объяснять, откуда у человека ноги растут. Ты, Семен, на погоны мои не смотри, я их не ношу и в розыске двадцать три года, а инспекция в моей жизни первая.
Майор мотнул головой, хотел сплюнуть, но сдержался, кашлянул, спросил:
— На ваши документы можно взглянуть? Не обидитесь? Генерал приказал, я подчиняюсь, но мне интересно человека своими глазами видеть.
Станислав молча положил удостоверение на стол. Майор взял его очень аккуратно, внимательно осмотрел, не разворачивая, только потом заглянул внутрь, прочитал, кивая, словно говорил сам с собой, вернул и уверенно сказал:
— Уважаю. Однако где-то вы нам лапшу на уши вешаете. Удостоверение старое, значит, вы действительно важняк… Однако важняк бумагой не занимается. В чем-то врете, простите, внаглую, но вы москвичи, вам виднее. А вы в одной группе с Гуровым? — Майор почему-то кивнул на дверь. — Могучий сыскарь, настоящий, от земли.
— Мы вместе двадцать лет. Лев Иванович — мой непосредственный начальник.
Сидевший напротив майор вызывал у Станислава чувство доверия. Ни одеждой, ни манерой держаться и говорить — на фене он не лепил — не пытался доказать свою кровную причастность к сыску. Хотелось бы не ошибаться, однако беседовать с ним напрямую без санкции Гурова нельзя. Да и вообще, только первый день, спешить некуда.
Станислав переложил лежавшие на столе дела в ровную стопочку, спросил:
— Сколько человек в отделении?