— Угловой! Угловой! Ха-ха!
Обычно, в будни, мы с ним здороваемся, перекидываемся парой словечек о погоде, говорим о пустяках. Но сегодня я решительно поднимаюсь от стола, выхожу на двор, перепрыгивая через доски и ящики с цементом, иду на стройку. Озабоченный прораб бежит мне навстречу, что-то кричит, но я иду, не обращая внимания на то, что я здесь посторонний. «Не надо, товарищ прораб! — думаю я. — Сегодня нет посторонних!»
— Здорово, Гена!
— Здорово! Садись на доски!
Я сажусь на доски, достаю пачку папирос, но Гена делает страшные глаза, показывая на прораба, шепчет: «Курить запрещено!» Вот еще беда! Закурив, нам стало бы легче разговаривать, папиросы связали бы нас дымком откровенности, душевности, но делать нечего — прораб ходит рядом и косится на меня — и я прямо спрашиваю своего молодого приятеля:
— Гена, тебе нравится жить?
Я так откровенно спрашиваю потому, что знаю парня, видел, как он играет с ребятишками в футбол, слышал, что он работает легко, охотно, много. И он не поражается торжественности, философичности моего вопроса, он просто и искренне отвечает, видимо, поняв мое настроение:
— Да! Мне нравится жить! Мне хорошо строить дом, сидеть на самой верхушке, выше всех, и глядеть вниз.
— А дальше что, Гена? Что ты думаешь о будущем?
— Работать, учиться. Вопрос ясный!
— Станешь инженером?
— Стать бы человеком, а инженером станем! — говорит он, вероятно, не раз отвечая так на подобный вопрос и таким тоном, как о деле давно решенном, понятном, прочувствованном. — Ну, ладно, мне надо работать!
Ему действительно надо работать. А мне? Мне — тоже! Я поднимаюсь, иду сквозь шум стройки, гляжу на мир, мне светит неяркое солнце, мне навстречу идет бульдозер, разравнивающий землю двора. Могучий, рокочущий, неистовый. Я прихожу домой, сажусь за машинку, но долго, очень долго еще не могу писать, думая о Гене. Вот тебе и футбол с ребятишками, вот тебе и девичий румянец на щеках, и пушок на верхней губе, еще ни разу не бритый. Ни разу!
Стать человеком!
И я начинаю работать, подумав напоследок: «Дорогой Петр Ильич, как много в людях вашего — скромности, деликатности, простоты! Именно вы научили меня за семью замками душевной сдержанности, скромности наших людей находить то, что называется золотой россыпью души. Спасибо вам!»
Я работаю, изредка поглядывая на Гену, который карабкается по строительным лесам.
Мы оба работаем.
Как, ну как написать о вас, люди, чтобы вам стало так же счастливо от книги, как мне счастливо сейчас. Как написать о Петре Ильиче, о Гене, о всех вас? Как?