Забота
— Чем я доволен, так это тем, что на нижнем складе погасли костры. А сколько, бывало, горело лесу, сколько народного добра превращалось в дым! Сучья горели, тонкомер, комли. Сердце ныло, когда такое приходилось видеть. Вон плакат висит: «Лес — наше богатство, берегите его!» Это я так понимаю, что ни сантиметра древесины пропадать не должно. Иногда посмотришь на море — лесовоз идет. Архангельский лес по всему миру славится, он нашему народу золото дает, значит, его правильно называют зеленым золотом… А я стою на эстакаде, держу пилу в руках, на хлыст гляжу и весь в заботе: как так сделать, чтобы взять из хлыста все? Да, да! От меня зависит, что из хлыста выйдет. От глазомера, от опыта, от старания. Так что равнодушного человека к дереву подпускать нельзя: он из него одни дрова получит. А я — пиловочники или судострой! Вот какое дело. Труд у нас тяжелый, физический, как говорится, а я ребятам без устали твержу: «Без головы, на одной силе не проживешь! Техника дурака не любит!» Так и выходит, что я народными деньгами командую: глаз острее — денег больше! Лес равнодушных не любит!
Культура
— Самый опасный ветер шелонником называется. Когда он дует, мы на нижнем складе не работаем — краны от ветра двигаются, шевелятся. Их в это время нагружать нельзя: перевернутся. Ну, я тогда — за книжку. Что вечерами не успеешь, с шелонником наверстать можно — он ведь такой же упрямый да настойчивый, как наш северный народ. Если уж начнет дуть, так это не на один день… Последнее время я Отечественной войной увлекаюсь — все про нее читаю. Понять хочется, как это мы в этой войне не только выстояли, а после нее еще крепче прежнего стали. Симонова читаю, Чаковского, Чуйкова, Жукова на несколько дней доставал — это мне все интересно. Сам в ленинградской блокаде был, есть что вспомнить… Телевизор люблю не шибко — легкого много, несерьезного. Для мальчишек это, может быть, и хорошо, а мне другое надо. Вот международный обзор — это я посмотрю. В литературе тоже люблю серьезное, без выдумки, чтобы все как в жизни…
Прощание
— Ты еще спрашивай, не стесняйся — я уже разошелся, мне уже легко разговор-то вести, коли ты ничего не записываешь… Выполняй свой план по валу и ассортименту! Только вот что — ты не шибко меня украшай-то! Нет, в память я верю, а вот вдруг вздумается тебе меня в герои произвести, так этого не надо… Попроще, полегче, а главное — поправдивей. Как я тебе на вопросы отвечал, так ты и пиши — от этого нам с тобой больше веры будет… Не приукрашивай меня — не жених. Встречают по одежке, провожают по уму.