Анна Борисовна села на лучшую в доме табуретку, замолчала, гневно глядя на Анискина, который все еще держал руки на доске, и губы у него были сложены так, словно он хотел засвистеть. Потом участковый выпрямился, руки заложил за спину и радостными, отцовскими, полными счастья глазами соединил во взгляде Павла и Веру.
— Ну, спасибо вам, Анна Борисовна! — ликующе сказал Анискин. — Сам бы я по дурости ничего бы не произвел, а вот вы их уговорили не расходиться! Спасибо вам, большое спасибо!.. Павла и Вера? — вдруг громко спросил он. — Значит, жалоба закрытая, значит, не будете разводиться?…
— Нет! — без паузы, криком ответила Вера и убрала кулачок ото рта. — Нет, пущай ответит за ушибы четвертой степени… Пущай ответит перед всем народом…
В комнате стало так тихо, как зимой на кладбище, и в этой тишине участковый хлебосольно развел руками перед носом Анны Борисовны. Она ничего не ответила, и тогда Анискин повернул ухо к дверям, так как на крыльце постукивало и шуршало, разговаривало и сердилось — какой-то очень злой человек сбивал с ног грязь и ругался. Так вести себя на чужом крыльце мог только один человек в деревне — участковый широко ухмыльнулся, еще раз хлебосольно развел руками и весело проговорил:
— Это никак продавщица Дуська меня ищет…
Так и оказалось — в двери не постучали, а сердито грохнули кулаками, дверь не отворилась, а с грохотом распахнулась, и, шурша плащом «болонья», дыша дождем и одеколоном «Ландыш», в комнату ворвалась продавщица сельповского магазина Дуська Пронина. Влетев в комнату, Дуська хотела поздороваться, но, увидев Веру Косую, остолбенела. Сначала Дуська вполголоса пробормотала: «Подумаешь, красавица!» — потом презрительно фыркнула и рассмеялась нахальным смешком.
— Ах ты, холера, Верка! — сказала Дуська. — Говорила, что синтетическу кофту берешь для подруги, а, оказывается, сама ее носишь…
Дуська отступила на шаг, положила руки на бедро, отчего они локтями поднялись чуть ли не выше плеч, побыла в неподвижности секунду и вдруг рванулась к Вере. Она схватила пальцами ее синюю плиссированную юбку, потянула на себя и закричала густым голосом:
— Так вот где плиссирована юбка, которую ты брала будто бы для учительницы Нины Яковлевны, когда она была в отпуску… А бусы-то, бусы! — Дуська со страхом в глазах показала на янтарные бусы. — А бусы-то, бусы!.. Ты ведь говорила, что их для кого берешь… — Продавщица резко повернулась к участковому и шепотом закончила: — Она ведь сказала, что для твоей жены, Анискин, берет бусы, как Глафира находится в тяжести и сама в магазин прийти не может…