Музыканты тихо и ненавязчиво наигрывали в углу какую-то легкую мелодию. Танцы еще не начались, до ужина оставалось несколько часов, Мариника была слишком занята, встречая гостей. Гергос привалился к стене и попробовал уснуть с открытыми глазами. Но глаза сами собой то и дело находили Тари.
Она произвела впечатление. Теперь не только Энту, но и несколько других юношей, старше, солиднее, вертелись вокруг, предлагая лимонад, удобное место на диванчике или выпрашивая танец. Тари держалась хорошо, не прятала взгляд, не заикалась. Даже улыбалась и кокетничала немного, но Гергос и с противоположного конца зала видел, как ей страшно.
Когда свободных мест на диванах практически не осталось и хозяйка вернулась в большую залу, музыка стихла. Мариника вышла вперед, улыбнулась – казалось, что каждому отдельно, в особенности – и представила главную достопримечательность вечера:
– Мой дорогой друг, гейр Версен.
Под жиденькие аплодисменты гейр поднялся и подошел к Маринике, поцеловал ей руку и повернулся к публике:
– Спасибо, спасибо... Мы пленники шального бриза, нет смысла на судьбу роптать. Ее затейливым капризам нам должно только потакать, – Версен улыбнулся притихшей публике. – Пусть неожиданно и гибко плетет она тугую нить. Кому-то выпало погибнуть, – он приложил руку к груди, потом взглянул прямо на Тари, – другому выпало сгубить.
Он поклонился. Снова аплодисменты. Гергос проводил поэта скептическим взглядом. Ну вот и что это? Неужели в зале было мало симпатичных мордашек?
Следом вышел молодой человек, который, как заметил раньше Гергос, уделял Тари особое внимание.
– Дану Совис, – улыбнулась Мариника.
– Кому-то выпало погибнуть, другому выпало сгубить, – задумчиво начал он и замолчал, улыбнулся Тари, словно ища вдохновения, потом решился и заговорил быстро, бойко: – Не пересдать по новой карты. Сошлись пути, сомкнулись гарды – вино разлито, нужно пить.
Аплодисменты, затем пауза – никто не решался выйти вперед и продолжить стихотворное соревнование. Наконец встал седой мужчина. Мариника опустилась в глубоком соблазнительном реверансе и взглянула на него с большой теплотой, так что даже у Гергоса чуть екнуло сердце.
– Дорогой господин эль Фераль.
– Мариника, – улыбнулся он.
И свои стихи он читал, глядя только на нее:
– Мой жребий брошен, и затем я выпью, в свой бокал не глядя. Нет у богов страшней проклятья, чем для тебя вдруг стать никем.
Дальше дело пошло бодрее, свои экспромты прочитали несколько молодых людей, адресовали они их своим дамам сердца, но все же двое – вслед за Версеном и Совисом – обращались к Тари. Должно быть, Мариника успела объяснить, в чью честь все устроено. Когда в соседней гостиной накрыли карточные столы, Гергос ушел туда. Подальше от соблазна выставить себя полным идиотом. На языке вертелись рифмы, и настроение было под стать.